Забытое убийство - Марианна Сорвина

У Пеццеи была исключительная способность цепко улавливать главное слово. Так опытный рыбак видит рыбу даже в самой мутной воде и ловко выхватывает ее из облака речного ила.

Август сразу выхватил слово «вдвоем».

– А папа?

– Густль, дорогой, папа с нами не поедет. Мы с папой решили пожить отдельно. У него… много заказов в Вене. Так будет лучше для всех.

Он сразу понял, что это ложь, и снова выловил главное слово – «всех». Потому что «для всех» и раньше означало «для отца». «Для всех лучше не красить стены в жаркий день» означало, что отец не выносит запах краски.

«Для всех лучше поехать на пикник» – это значило, что там будут важные люди, с которыми отцу нужно пообщаться. «Для всех лучше закрывать окна, чтобы не было сквозняка», «для всех лучше, если ты пойдешь поиграть и не будешь мешать папе работать…»

Август все понял и больше вопросов не задавал.

Это было еще одной его исключительной способностью – умение не задавать лишних вопросов. Особенно когда все и так понятно.

– Ах-х, – сказал он просто. – Вон что.

Мать уехала с ним в Мюнхен, а старший Пеццеи отправился в Вену. Навсегда.

С этого момента для сына портретиста началась другая жизнь. Август Пеццеи-старший, дав ему только имя и наследственную тягу к искусству, растворился где-то в пространстве архаических венских студий, где продолжал писать техничные портреты и реставрировать соборные росписи.

А путь его сына, отправившегося в Баварию, неизбежно должен был пересечься с линией жизни его соперника – Франца Дефреггера.

Франц Дефреггер в тот момент уже был руководителем Мюнхенской академии изобразительного искусства. Он сразу заметил одиноких тирольцев – немного печальную женщину и талантливого юношу, почти подростка. Что они чувствуют себя потерянно в большом городе и нуждаются в помощи, было видно невооруженным глазом, а у Дефреггера глаз был наметанный. Он приютил земляков со всей возможной сердечностью и взял на себя опеку над юным Августом.

Как уже говорилось, по благородному облику профессора Франца Дефреггера (1835–1921) никто бы никогда не смог предположить, что он родом из крестьян. Изысканная внешняя красота и задумчивое, интеллигентное лицо этого популярного в Баварии и Тироле человека впечатлили Пеццеи. Он подумал, что сам профессор идеально подходит для портрета какого-нибудь рыцаря чести из средних веков. Например, Готтфрида фон Берлихингена, рыцаря с железной рукой. Сколько достоинства в этих изогнутых бровях, тонком носе с очерченными ноздрями, спокойном взгляде темно-серых, глубоко посаженных глаз. Мысль о том, что профессор похож на героя трагедии Гёте, сразу вызвала и другую.

«А кто же тогда я? – подумал Пеццеи. – Видимо, по сюжету я тот самый преданный оруженосец Георг, гибель которого Готтфрид переживал как потерю родного сына».

Эта идея показалась ему забавной – уж слишком патетично она прозвучала. Он уже тогда мыслил образами из книг, которые ему хотелось иллюстрировать. Пеццеи нравилось примерять на себя роли классических персонажей. Он решил, что непременно напишет картину, на которой они с профессором Дефреггером будут воплощать героев гётевской трагедии.

Эти странные пророчества все чаще появлялись в его жизни, и порождал их он сам, хотя и не подозревал, что в каждом его образе, мысленном или запечатленном на картине, содержится предвидение. Мог ли он, сравнивая себя и профессора с героями Гёте, знать, что 6 апреля 1904 года, в пасхальное воскресенье, Дефреггер, гуляя по Риму, действительно сломает себе руку и в шутку назовет себя «рыцарем с железной рукой». Мог ли он знать и свою судьбу?

А профессор и сам понимал, что похож на героя, поэтому написал автопортрет. Не в образе фон Берлихингена, конечно. Самый обыкновенный, традиционный автопортрет.

Жизненный путь Дефреггера во многом напоминал путь младшего Августа Пеццеи. Он тоже рано лишился отца, но его отец умер, когда будущему художнику было одиннадцать лет. Потом он вынужден был продать родительскую ферму и уехал учиться живописи, но не в Мюнхен, а как раз в Инсбрук, доброжелательно встретивший молодого художника.

В жизни Дефреггера тоже был добрый покровитель, учивший его мастерству, – скульптор Михаэль Штольц. После обучения у Штольца Франц Дефреггер отправился в Мюнхен, а через два года – в Париж, столицу современного европейского искусства, где жадно изучал все музейные собрания, коллекции живописи и студии художников. Ему казалось, что он попал в огромный, доселе неизвестный мир, который ему, тирольцу, пришлось открывать как кругосветному путешественнику.

Вернувшись в Мюнхен, Дефреггер учился с 1867 по 1870 год у Карла фон Пилотти. Там, в студии Пилотти, его товарищем был яркий, подающий большие надежды Ганс Макарт, впоследствии очень модный художник, известная личность в мире искусства.

Вскоре Дефреггер вернулся в Инсбрук, который считал своей родиной. В 1880-е годы он со своими историческими полотнами и душевными тирольскими сюжетами стал здесь законодателем и покровителем искусств, а его картину «Приглашение к танцу», выставленную в музее «Фердинандеум» 4 ноября 1882 года, купили за пятьдесят тысяч марок. Менее чем через год «Лесную кузницу» за пятьдесят тысяч флоринов купила Дрезденская галерея. Свой полувековой юбилей художник торжественно отметил в Боцене.

Судьба вновь забросила его в Баварию. Он поехал писать портреты монарших особ по приглашению и собирался вернуться назад, но вместо этого создал Мюнхенскую академию изобразительного искусства. Ее так и называли «SD» – по начальным буквам фамилий ее основателей: Отто Зайца и Франца Дефреггера. Там профессор преподавал историю искусства до 1910 года.

Отто Зайц и Франц Дефреггер стали учителями Августа Пеццеи. Но у молодого художника был свой путь и свои предпочтения. Исторические сюжеты из жизни тирольских крестьян и Андреаса Хофера его не привлекали, они казались архаичными, даже вызывали иронию, типичную для молодого человека нового времени. Гораздо больше ему нравились сказки и легенды. Он любил изображать экспрессивные явления – горные водопады и обвалы, морские бури, горящие дома, падающие звезды и фантастических существ, некогда живших на земле. Художник был уверен, что землю действительно населяли удивительные мифологические люди и звери, но они либо вымерли, либо попрятались в темных уголках леса, в расщелинах и оврагах альпийских гор. Только интерес к сказочной теме сближал Пеццеи с его великодушным учителем Дефреггером: профессор тоже охотно иллюстрировал сборники сказок и легенд, но в отличие от Августа профессор никогда не думал, что все эти сказки и легенды существуют в реальности.

Вскоре Август Пеццеи совершенно пренебрег старой школой и обратился к романтическому направлению. Дефреггер нравился ему, но не как художник, а как человек. В искусстве его гораздо больше привлекал товарищ Дефреггера по курсам живописи Ганс Макарт.

Модный эстетизм Макарта казался Пеццеи прорывом в будущее. Он так увлекся Макартом, что едва не стал подражателем. Дефреггер уже начал поглядывать на него с тревогой. Но Пеццеи сам нашел собственную манеру. Его неотвратимо тянуло к «югенд-стилю», ставшему синонимом австрийского искусства той эпохи.