Безымянные культы. Мифы Ктулху и другие истории ужаса - Роберт Говард

Но позвольте: откуда у меня такие мысли? Не иначе, их порождает какой-то пуританский атавизм, что дремлет в разрушающемся мозгу… Сколько себя помню, никогда не пытался учить уроки, которые преподает нам жизнь.

Как бы то ни было, я хочу изложить мою горькую и страшную историю, пока не настал час крови, пока не разнеслись по острову предсмертные вопли.

Итак, нас было двое, я и Глория, моя невеста. У Глории был самолет, она обожала пилотировать; это и явилось причиной наших бед. В тот роковой день я пытался ее отговорить… Богом клянусь, что сделал все от меня зависящее! Но она настояла на своем, и мы, вылетев из Манилы, взяли курс на Гуам.

Моя Глория не боялась ни бога, ни черта, она жить не могла без головокружительных приключений и острых ощущений. Вот так каприз взбалмошной девчонки может решить вашу судьбу и привести к гибели.

По пути к Черному Побережью мы разговаривали мало. Над океаном висел туман, что редкость для этих широт; мы поднялись над ним и заблудились в плотных кучевых облаках. Одному богу известно, как сильно наша машина отклонилась от маршрута. Полет наугад закончился падением в воду. Туман уже рассеивался, и в самый последний момент мы успели заметить землю.

Благополучно пережив катастрофу, мы доплыли до берега и очутились в чуждом запретном краю. От кромки безмятежных вод кверху простирались широкие пляжи, достигая длинного обрыва – матерой базальтовой скалы, вздымавшейся на сотни футов. Пока самолет падал, я успел окинуть взглядом прибрежную территорию. Вроде за этим обрывом есть другие – уступ за уступом, ярус над ярусом. Разумеется, снизу, с пляжа, невозможно проверить, так ли это. Справа и слева виднеются только белая песчаная полоса да однотонная черная круча.

– Выплыть-то мы выплыли, – сказала Глория, для которой, надо заметить, наше новое приключение стало шоком, – но как быть теперь? И куда нас занесло?

– Боюсь, это будет непросто выяснить, – ответил я. – В Тихом океане полно неизученных островов. Вероятно, мы на одном из них. Лишь бы нам в соседи не досталось племя людоедов.

Зря я тогда помянул людоедов, ох, зря! Но Глорию мои слова нисколько не испугали.

– Дикари не опасны, – хмуро произнесла она. – Да и вряд ли мы их встретим.

Я ухмыльнулся, подумав, что мнение женщины – это всегда не более чем ее пожелание. Но слова Глории имели глубокий смысл, в чем я убедился вскоре самым жутким образом. Уж теперь-то я верю в женскую интуицию. Фибры мозга у моей подруги были тоньше, чем у меня, восприимчивей к угрозам, чутче к психическим воздействиям. Но тогда мне было недосуг размышлять над подобными теориями.

– Пойдем берегом, может, отыщется тропинка наверх, вглубь острова.

– Но ведь этот остров – сплошные утесы.

Почему-то ответ меня насторожил.

– С чего ты взяла?

– Не знаю, – смутилась Глория. – Просто сложилось впечатление, что остров – серия ярусов, вроде лестничных ступеней, и каждый из них – голая черная скала.

– Если ты права, – вздохнул я, – значит, нам не повезло. На одних крабах и водорослях не прожить.

Она вдруг громко ахнула.

Я обнял ее и привлек к себе – надо отметить, несколько грубо.

– В чем дело, Глория?

– Не знаю. – Она растерянно смотрела мне в лицо, будто только что очнулась от кошмарного сна.

– Ты что-то увидела? Или услышала?

– Нет… – Ей явно хотелось освободиться из моих объятий. – Ты сейчас сказал… Нет, дело не в этом. Я не знаю, в чем. Может, сон наяву – такое ведь бывает… Да, наверное, это кошмар…

Господи, прости мне мужскую самонадеянность. Я рассмеялся и проговорил:

– Все-таки странные вы существа, девчонки. Ладно, давай пройдемся по берегу вправо и…

– Нет! – воскликнула она.

– Ну, не вправо, так влево…

– Нет! Нет!

У меня лопнуло терпение.

– Да что на тебя нашло? По-твоему, нам весь день тут торчать? Надо найти проход через скалу, осмотреть остров. Ты же не дура, должна понимать, что я прав!

– Не ругай меня, – попросила Глория с несвойственной ей кротостью. – Ты веришь в передачу мысленных волн? Такое чувство, будто чья-то мысль стучится в мое сознание, но никак не удается ее понять.

Я опешил. Никогда не слышал таких речей от своей невесты.

– Думаешь, кто-то телепатически посылает тебе мысли?

– Нет, это не мысли, – рассеянно прошептала она. – По крайней мере, не то, что я привыкла считать мыслями. – И вдруг, словно резко выйдя из транса, потребовала: – Ступай, разыщи проход наверх, а я подожду здесь.

– Глория, мне не нравится эта идея. Пойдем вместе. Или давай подождем, пока ты не почувствуешь, что можешь идти.

– Сомневаюсь, что это когда-нибудь случится, – печально ответила она. – Иди. Здесь хороший обзор, я буду наблюдать за тобой и не потеряю из виду. Как же черны эти скалы, я и не подозревала, что такие бывают. Читал стихи Тевиса Клайда Смита? «Длинный черный берег смерти…» Как-то так; я точно не помню…

От ее слов меня пробрал легкий озноб, но я отринул сомнения и сказал, пожав плечами:

– Поищу тропу, а заодно и что-нибудь съестное. Может, моллюски попадутся или краб.

– Не надо крабов! – содрогнулась Глория. – Я их всю жизнь не могла терпеть, но только сейчас это поняла. Вроде они падалью питаются? Знаю, дьявол – на вид чудовищный краб.

– Как скажешь, – уступил я. – Жди здесь, я скоро вернусь.

– Поцелуй, прежде чем уйдешь, – попросила она с такой тоской, что у меня защемило сердце.

Гадая, чем вызвана эта грусть, я нежно обнял Глорию. В юном гибком теле вибрировала жизнь, горела любовь. Невеста закрыла глаза, когда я ее целовал. Откуда у нее эта бледность?

– Не уходи далеко, нужно, чтобы я тебя видела, – сказала Глория, когда я ее отпустил.

Кругом хватало больших и грубых камней, очевидно, упавших с кручи. На один из них и опустилась Глория.

Обуреваемый тревожными мыслями, я зашагал по пляжу. Держался поближе к скале, которая черным чудищем вздымалась в небесную синь, и спустя некоторое время набрел на россыпь особенно крупных валунов. Возле них оглянулся: Глория сидела там, где я ее оставил. Милая моя, отважная девочка! Помню, как потеплело на сердце, когда я в последний раз смотрел на эту стройную фигурку.

Вскоре, пробираясь между валунами, я потерял из виду песчаный пляж. Как же часто спрашивал я себя потом, почему не внял последней мольбе невесты? Мужской мозг состоит из более грубых веществ, чем женский, мы не столь чувствительны к внешним воздействиям. Но подозреваю, уже тогда мой разум прощупывала сверхъестественная чуждая сила…

Так вот, я брел по берегу, поглядывая на громадную кручу; она как будто гипнотизировала, зачаровывала своей зловещей аурой. Эти уступы – груди богов из немыслимо древних эпох. Они столь высоки, что, кажется, проломили небосвод. Жалким муравьишкой, ползущим под Вавилонской башней, – вот кем я себя ощущал…