Бертран и Лола - Анжелик Барбера

– Помнишь, как мы смеялись, когда Дафна говорила, что сделает для него все, что угодно? – спросила Наташа, беря чашку.

– Конечно… – Лола кивнула.

– Рехнуться можно, на что идут люди ради любви!

Лола медленно пила кофе и не слушала подругу. Она чувствовала себя тысячелетним существом, прожившим несказанно тяжелую жизнь. Вот Эльза катается по земле и вопит. Мать сообщает о смерти отца – ей тогда было четырнадцать. Она вернулась из колледжа и слушала стоя. Ей сразу стало ясно, что отныне все изменится. Другие люди не всегда будут ее понимать, а она не все сможет сказать. Сегодня это повторяется. Она не могла произнести: «Я люблю Бертрана так сильно, как только способен любить человек, но мне нечем ему помочь».

В эту секунду жизни ей захотелось издать звериный рык, чтобы он разрушил стены и время и освободил всех нас, Бертрана, Франка и меня.

Самолеты пересекаются на расстоянии, чтобы не взорваться в воздухе.

Самолеты пересекаются на расстоянии, чтобы не взорваться в воздухе.

Самолеты пересекаются на расстоянии, чтобы не взорваться в воздухе.

Самолеты пересекаются на расстоянии, чтобы не взорваться в воздухе.

Самолеты пересекаются на расстоянии, чтобы не взорваться в воздухе.

Самолеты пересекаются на расстоянии, чтобы не взорваться в воздухе.

Ту ночь Лола провела у окна, вглядываясь во тьму. У нее больше не было храпящей соседки. Не было телефона, доносившего до нее низкий, теплый, нежный, любящий и искренний голос Бертрана. Этаж, наверное, достаточно высокий, но сколько у нее шансов на успех?

Она легла на кровать, даже не подойдя к детям. Нет, смерть – не выход, не выбор, не пожелание. Умереть – все равно что дезертировать. Лола думала не о Бертране, но о матери, о том, как она тогда сказала: «Труднее всего сдаться».

И вот наступил вторник Лолиного освобождения. Были объятия, шутки, а еще две бутылки шампанского. В 12.40 молодая женщина покинула гостеприимные стены палаты 2307 и вернулась туда, где узнала о похищении Бертрана.

Она повернула ключ в замке, толкнула дверь.

– Добро пожаловать домой! – сказал Франк.

А Бертран крикнул: «Не говори мне прощай, Лола, только не сейчас!» Белые стены шептали: «Этот фотограф думает о тебе, потому что ты ему нужна…» Ощущение было почти физическим. И неуловимым. Как ледяные ладони Бертрана на ее коже. Мост никуда не делся. Я люблю тебя.

Бертран ничего не видел – минуту назад один из охранников со смехом швырнул ему мешок, он покорно натянул его на голову и залез в багажник. Переезды были страшнее всего, они напоминали, что он почувствовал в страшный миг похищения. Чтобы не умереть от страха, он заполнял время воспоминаниями о Лоле.

Вот они в Париже, в гостинице. Она лежит справа от него, на животе, голая. Он мог бы нарисовать все тени, каждый изгиб ее тела. Он обводил их мысленным взором, от пятки до родинки на шее. Ласка разбудила ее, он это почувствовал, но она не шевельнулась. Он лег сверху. Это было волшебно. Бертран купался в этом и других мгновениях, пока машина не остановилась. С него сорвали мешок, и заложник вернулся в настоящее. К реальности.

Одни и те же ритуалы повторялись со всеми новыми «хозяевами». ПОБОИ. УСТРАШЕНИЕ. Классика жанра. Бертран терпел, сопротивление было бессмысленным. Оставалось играть с памятью и считать убегающие дни. Он цеплялся за нить времени, как за спасательный канат, чтобы не лишиться рассудка. Раскручивал свиток с вопросами / размышлениями / воспоминаниями по заведенному образцу. Подумать утром об этом, вечером – о том. Где она спит? Ее кожа. Ее глаза. Просмотреть все «фотографии» по порядку. Как прошли роды? Родились девочки или мальчики? Окон нет. Сохранять бдительность, наблюдать. Слушать голоса. Твои пальцы касаются моего кольца. Не знаю, почему индус подарил мне его – не догадался спросить. Никогда не удается подумать обо всем… Ночь. Париж ночью. Свет фонарей. Цепь. Засов. Никакой интимности. Мальчик или девочка? Мне холодно. Предвидеть удары. Слушать день и ночь. Все запоминать. Индус сходил за кольцом в дом, оно не лежало среди тех, что он продавал, сидя у обочины. Как же хочется есть… Твои ноги на лестнице. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЛОЛА. Ничего не забывать. Никогда. Я хочу жить с тобой. Даже помыслить не смей, что она погибла. Никогда.

Новый застенок оказался пещерой. Маленькой, на одного человека. Даже если бы Бертран изо всех сил натянул цепь, выбраться наружу не сумел бы. Выпрямиться в полный рост – да, потолок был метр семьдесят пять. Отцу и брату пришлось бы наклонять голову. Осторожно, новые охранники смотрят!

Бертран сел, но продолжил наблюдать сквозь завесу отросших волос. Язык тела универсален, понять его легче, чем слова. Впрочем, в плену он выучил не меньше трех десятков слов и даже начал различать диалекты. У Бертрана были способности к языкам (он этим никогда не хвалился), и он составлял собственный словарь, не записывая ничего, что могло бы его выдать.

В любом случае вряд ли будет время продолжить «лингвистические экзерсисы».

Когда разбойники дали ему бумагу, Бертран стал делать зарисовки, за что над ним смеялись или били. Он набрасывал, штриховал, растушевывая оружие, руку, дверь. Камни. Профиль. «Поганое» ведро… Бумага была непрочным материалом, она мялась, рвалась, а бандиты выбрасывали рисунки – на всякий случай. «На плаву» его держал голос Лолы. «Бортпроводникам объясняют, что делать с механическими поломками, а в случае взятия заложника приказывают ни в коем случае не сопротивляться». Я слушаю тебя, Лола. Я хочу снова тебя увидеть. Я хочу жить с тобой.

Покидая клинику, Лола не знала, сколько раз набрала +336……, как будто надеялась, что унылый механический голос произнесет что-нибудь новенькое. Номер, видимо, больше не обслуживался, ни один проживающий в парижском районе человек по фамилии Руа не принадлежал к семье заложника. То же самое относилось к врачам и медсестрам, даже патронажным. Ее множество раз оскорбляли, и она проклинала себя за то, что вовремя не сообразила записать адрес Бертрана и его почту. Человек никогда не готовится к встрече с несчастьем, подсознательно отталкивая саму мысль, что это может случиться. А ужас пикирует ему на голову и расплющивает его в лепешку. Лола читала все, что находила в «Гугле», помогла Википедия: Бертран родился 18 августа 1979 года. Я была уверена, что ты Лев, и не ошиблась. Она регулярно просматривала страницу Бертрана Руа в «Фейсбуке», открытую комитетом поддержки, читала комментарии, но не решалась ничего написать под собственным именем. Решила послать письмо через GEO в надежде, что его передадут родителям Бертрана в Рив-сюр-Марн. Молодая женщина сочинила несколько вариантов и все еще дополняла последний, пытаясь объяснить, что чувствует. Ни один конверт не ушел по адресу, потому что ты все еще в плену. Оставалось ждать и бродить по Интернету. Первая группа террористов утверждала, что продала пленника другой – через «Фейсбук». Менялись имена и требования, тон оставался чудовищным. В новостных выпусках показывали Бертрана, он что-то говорил, но звук был приглушен из соображений безопасности. Каких именно? – спрашивала себя Лола. – Когда это снято? Где? На Бертране была замызганная белая футболка, борода сильно отросла, длинные, до плеч, волосы выглядели давно немытыми и спутанными. Он смотрел в объектив безжизненным взглядом, его окружали вооруженные люди в камуфляже и балаклавах. Эксперты обсуждали, что может означать новый задник – белая простыня. Неужто у бандитов есть стиральная машина? Ну, глажкой они себя точно не утруждают. Видимо, оружие хорошо продается, думала Лола, представляя направленные на Бертрана автоматы. Что они с тобой делают? О чем ты думаешь в эту секунду?