Финальный аккорд - Кевин Алан Милн

– Я твоя единственная маленькая девочка.

– Точно, и это значит, что всегда будешь моей любимой.

– Папа?

– Да? – Я знал, что последует за этим.

– Можно мне увидеться с мамой?

– Нет, тыковка. Врач говорит, еще не время. Но, может быть, в ближайшие дни или недели. Через неделю… или типа того… может быть.

– Но я хочу сейчас.

Каждый ребенок иногда хнычет, и, кажется, для Хоуп наступил именно такой момент.

– Я знаю, что тебе хочется. Но… врач говорит, что нельзя.

– А я говорю, что можно!

– Извини, Хоуп.

– Но почемууууу? – она растянула вопрос.

– Просто… потому что.

– Это нечестно! Почему тебе можно видеть ее, а я не могу?

– Я знаю, милая, что нечестно. Дело в том, что здесь очень тихо, и я думаю, что они не хотят, чтобы дети бегали и шумели. Это плохо для пациентов.

Она сразу же перестала ныть.

– Я могу вести себя тихо.

– Хоуп, ответ «нет».

Она приняла это за мой окончательный вердикт и, наконец, сдалась и перестала спорить.

– Хорошо, папа.

– Тебе весело в Фресно? – спросил я, желая сменить тему. Она оживилась больше, чем я ожидал. Может быть, даже чуть больше, чем я хотел.

– Да, я забыла, сколько всяких классных вещей у тети с дядей. Сегодня мы прыгали на батуте и плавали в бассейне. И помнишь, где раньше во дворе был просто кусок земли? Теперь здесь площадка для игры в мини-гольф. Мне так весело, папа. Я могла бы все время жить в Фресно.

Я был рад за нее… пока она не сказала последнюю фразу: «Я могла бы все время жить здесь». Неужели она действительно захотела бы остаться там? В самом деле? Неужели все эти развлечения доставляли ей такую радость, что она предпочла бы остаться с Берками, а не со мной? Хотя с другой стороны, у нее по крайней мере была бы мать. Я хотел выбросить эти мысли из головы, но поскольку Анна до сих пор не проявляла никаких признаков улучшения, становилось все более вероятным, что мы с Хоуп вот-вот потеряем то связующее звено, которое скрепляло нашу семью. И что тогда делать? Что я буду делать?

– Ну, не слишком много веселись. Я не хочу, чтобы моя маленькая девочка стала избалованной. Я скучаю по тебе, Хоуп.

– Я тоже по тебе скучаю, папа.

– Люблю тебя. Скоро увидимся.

Я подключил мобильный телефон к зарядному устройству, а затем подкатился к кровати Анны.

– Ты это слышала, дорогая? Хоуп нравится гостить у твоего брата. Класс, да?

Да, просто класс. У «богатого» было столько денег, сколько ему никогда не потребуется, и прекрасная маленькая семья в придачу.

А что было у меня? Жена при смерти, никакой работы и дочь, которая, правда, сказала иначе, но, кажется, нисколько не скучает по мне.

Это был очень длинный день, я сильно устал и никак не мог успокоиться до такой степени, чтобы уснуть. Почему я уволился с работы? Смогу ли найти другую? Что я буду делать, если Анна умрет? Я закроюсь и поставлю крест на жизни, как это в свое время сделал мой отец после смерти матери, или у меня хватит сил продолжать жить без нее? А что будет с Хоуп? Буду ли я достойным отцом-одиночкой для нее? Смогу ли дать ей все необходимое? Или ей будет лучше без меня, в более крепкой семье… например, в семье Берк? Примут ли они ее? Разрешу ли я забрать ее? Захочет ли Хоуп? Для того, чтобы помочь себе переключиться на что-то другое и перестать задавать себе кучу вопросов, на которые я совсем не хотел отвечать, я открыл свой портфель и извлек несколько «Настоящих любовных записок» от Анны, которые я еще не прочитал ей. Я вскрыл самый верхний конверт. Эта записка была написана в один из совсем не веселых дней нашей семейной жизни. В день похорон Фейт. Первая строчка заставила меня содрогнуться.

«Итан, часть моего «я» умерла вчера. Я уверена, что эта часть никогда не перестанет болеть и не вернется к прежнему состоянию».

Мои глаза мгновенно наполнились слезами. Я взглянул на свою жену, лежавшую на кровати.

– Это просто случайность, Анна, или ты пытаешься мне что-то сказать?

Она продолжала молчать. Я начал перечитывать заново с самого начала, с трудом сдерживая слезы, чтобы не расплакаться.

«Итан, часть моего «я» умерла вчера. Я уверена, что эта часть никогда не перестанет болеть и не вернется к прежнему состоянию. Почему жизнь такая жестокая? Бог забирает одних и оставляет в живых других без всякого очевидного смысла. Да, часть моего «я» умерла вчера, когда я наблюдала, как они опускают в землю Фейт.

Когда она умерла, я потеряла частицу себя. И все же… у нас есть Хоуп. Может быть, таким образом Господь вознаграждает нас за несчастья, заставляя верить, что всегда есть хоть маленькая надежда, за которую надо держаться.

Итан, ты был для меня настоящей опорой во время всего, что нам пришлось пережить. Я рассчитываю на тебя. Ты мне нужен. Я горячо люблю тебя.

Прошлой ночью, когда я лежала в постели и оплакивала потерю нашей дочери, я признаюсь, что начала задаваться вопросом, стоит ли это той боли, которую нам пришлось вынести. И потом, словно в ответ на мольбу, ты принес гитару, лег в кровать и начал играть для меня. Спасибо тебе за это. Это было так прекрасно. Это напомнило мне обо всех чудесных вещах, которые были у нас с тобой. Мне стало тепло на сердце, и я почувствовала себя любимой. Именно это мне было нужно тогда.

Я знаю, что вместе мы сможем перенести все, что бы ни случилось. Я люблю тебя!

Навсегда твоя, Аннализа.

P.S. Пожалуйста, играй для меня чаще. Нам обоим нужно больше красивой музыки в жизни».

Футляр с Карлом все еще стоял, прислонившись к маленькому столику на колесиках в другом конце палаты. Если бы у него были глаза, то я бы поклялся, что он смотрит на меня. Я внимательно огляделся.

– Я покончил с гитарами, – сказал я больше для Анны, но в какой-то степени и для Карла тоже. – К чему нас привела любовь к музыке? Посмотри на себя, Анна? Если бы я не играл, мы бы никогда не захотели научить Хоуп играть на гитаре. Я никогда бы не попросил тебя забрать инструмент из магазина, чтобы подарить его на день рождения дочери, и ты бы не лежала сейчас, не слыша, что я говорю тебе словно буйнопомешанный. Кроме того, разве ты не слышала, что рассказал дедушка про гитару? Она словно магнит притягивает несчастья, и меня это уже все достало. Я не буду на ней играть. Я просто… не в состоянии.

Я натянул одеяло до подбородка, откинулся на кресле и одним щелчком выключил свет.

Даже несмотря на то, что мне было мало лет, я довольно живо могу воскресить в памяти, как мой отец опустился после того, как моя мама «ушла» от нас. Сначала он пытался нацепить на себя маску мужественности, но она продержалась на его лице не более нескольких недель.