Медовый месяц в улье - Дороти Ли Сэйерс

Он как раз заканчивал и уже чувствовал себя несколько лучше, когда приехал сержант Фостер. Сержант был доволен собственными успехами в раскрытии кражи, излучал преданность служебному долгу, поскольку явился в Броксфорд, вместо того чтобы вкушать вечернюю трапезу, и явно не одобрял выбранный начальником напиток к ужину. Кирку всегда было трудно с Фостером. Во-первых, эта его манера добродетельного трезвенника: Кирку не нравилось, когда его вечернюю пинту называли “алкоголем”. Потом, Фостер, будучи гораздо младше его по званию, намного правильнее говорил: он окончил плохую среднюю школу вместо хорошей начальной и верно ставил все ударения, хотя серьезную литературу не читал и поэзию не цитировал, да и не рвался особенно. В-третьих, Фостер был вечно недоволен – считал, что его обходят с повышением, которого, как ему казалось, он заслуживает. Он был превосходный полицейский, но чего-то ему не хватало, однако он не понимал, чем уступает другим, и подозревал, что Кирк его недолюбливает. В-четвертых, Фостер все всегда делал строго по правилам. Возможно, это и был его главный недостаток – нехватка воображения, как в работе, так и в общении с подчиненными.

Как ни странно, Кирк чувствовал себя не в своей тарелке, несмотря на свой возраст и звание. Он подождал, пока Фостер закончит рассказ о краже в Снет-тисли, а затем изложил все детали дела в Толбойз.

Общую канву Фостер уже знал, так как Пэгглхэм относился к Пэгфордскому округу. Поэтому первый рапорт Селлона поступил к нему через десять минут после рапорта из Снеттисли. Не умея находиться в двух местах одновременно, он тогда позвонил в Брокс-форд и спросил указаний. Кирк велел ему отправляться в Снеттисли: убийством он (Кирк) займется лично. Вот так Кирк всегда оттирает его от важных дел. Вернувшись в Пэгфорд, он обнаружил крайне неудовлетворительный рапорт Селлона – и ни самого Селлона, ни новостей о нем. Пока Фостер это переваривал, его вызвал Кирк. Вот он прибыл и готов выслушать все, что суперинтендант хочет ему сказать. И действительно, пора бы уже что-нибудь ему сказать. Но то, что сказал Кирк, ему не понравилось. И по мере того, как эта позорная история обрастала новыми подробностями, Фостеру все больше казалось, что его обвиняют – но в чем? Похоже, в том, что он не кормит грудью селлоновского младенца. Какая вопиющая несправедливость! Неужели суперинтендант рассчитывал, что Фостер станет проверять семейный бюджет всех деревенских констеблей в округе Пэгфорда? Надо было раньше заметить, что этот молодой человек “чем-то озабочен”, – гм, вот, значит, как. Констебли всегда чем-то озабочены – как правило, шашнями с молодыми девицами или завистью к коллегам. Ему хватало возни с сотрудниками пэгфордского участка, а женатые полисмены в маленьких деревушках обычно способны сами о себе позаботиться. А если они не в состоянии содержать себя и свои семьи на крайне щедрое жалованье и довольствие, то и семью заводить незачем. Фостер видел миссис Селлон и счел вертихвосткой, до свадьбы была смазливая и вся в побрякушках. Он ясно помнил, как предостерегал Селлона от этого брака. Если бы, попав в финансовые затруднения, Селлон пришел к нему (как ему и следовало, тут Фостер был полностью согласен), он бы напомнил, что ничего иного и не следовало ожидать, если пренебрегать советом вышестоящего офицера. Он бы также подчеркнул, что если отказаться от пива и сигарет, то можно сэкономить немалые деньги, помимо спасения собственной души, – если предполагать, что у Селлона есть какой-то интерес к этой бессмертной субстанции. Когда он (Фостер) служил констеблем, он каждую неделю откладывал значительную сумму. – Добрые сердца дороже венца, – говорил Кирк, – и тот, кто это сказал, сам удостоился венца[184]. Обратите внимание, я не говорю, что вы где-то пренебрегли своим долгом, – но такая жалость, что карьера молодого парня будет разрушена только из-за того, что ему вовремя не помогли делом или добрым советом. Не говоря уже об этом подозрении, которое, надеюсь, не оправдается.

Для Фостера это было чересчур, и больше молчать он не мог. Он объяснил, что предлагал помощь и добрый совет, когда Селлон надумал жениться, однако не заметил никакой благодарности.

– Я сказал ему, что он делает глупость и что эта девчонка его погубит.

– Вот как? – спокойно ответил Кирк. – Ну, тогда неудивительно, что он не обратился к вам, когда попал в переплет. Я и сам бы не пришел к вам на его месте. Видите ли, Фостер, когда молодой парень на что-то решился, ни к чему обзывать его избранницу. Этим вы только отношения испортите и поставите себя в такое положение, из которого ничего хорошего не выйдет. Как я ухаживал за миссис К., я бы ни слова против нее слушать не стал, хоть от самого главного констебля. Ни за что. Просто поставьте себя на его место.

Сержант Фостер кратко ответил, что не может поставить себя на место человека, натворившего глупостей из-за юбки, – и еще менее может понять присвоение чужих денег, нарушение служебного долга и неспособность написать нормальный рапорт своему непосредственному начальнику.

– Я ничего не смог разобрать в рапорте Селлона. Он его принес, но так и не доложился толком Дэвидсону, который дежурил в участке, а теперь куда-то подевался и никто его не может найти.

– Это как?

– Он не вернулся домой, – сообщил сержант Фостер, – не звонил и ничего не передавал. Не удивлюсь, если он сбежал.

– Он в пять вечера был здесь и искал меня, – сказал несчастный Кирк. – Принес рапорт из Пэгфорда.

– Он написал его в участке, как мне доложили, – ответил Фостер. – И оставил кучу стенографических заметок, которые сейчас перепечатывают. Дэвидсон говорит, что они неполные. Я думаю, они обрываются там, где…

– А вы чего хотите? – прервал его Кирк. – Не думаете же вы, что он станет записывать собственное признание? Бросьте… Меня другое беспокоит: если он был здесь в пять, то мы должны были его встретить на пути отсюда в Пэгглхэм, раз уж он направлялся домой. Надеюсь, он не натворит глупостей. Только этого нам не хватало. Может, он сел на автобус – но где тогда его велосипед?

– Если он и сел на автобус, то до дома он на нем не доехал, – мрачно сказал сержант.

– Его жена, наверно, волнуется. Пожалуй, надо нам с этим разобраться. Мы же не хотим, чтобы стряслось какое-нибудь несчастье. И куда он мог деться? Садитесь на велосипед – хотя нет, так не пойдет, это слишком долго, и у вас выдался тяжелый день. Я пошлю Харта на мотоцикле выяснить, видел ли кто-нибудь Селлона возле пиллингтонской дороги – там сплошные леса… и река…

– Вы же не думаете?..

– Я не знаю, что и думать. Отправлюсь проведать его жену. Вас подвезти? Велосипед можно будет завтра прислать, а в Пэгглхэме вы сядете на автобус.

Сержант Фостер не смог найти ничего обидного в этом предложении, хотя его голос и звучал оскорбленно. Похоже, все будут прыгать вокруг Селлона, и послушать Кирка, так при любом развитии событий виноват окажется он, Фостер. Кирк с облегчением увидел, что перед самым Пэгглхэмом они обогнали местный автобус, – теперь он мог высадить своего аскетического товарища и не идти к Селлону вместе с ним.