Три минуты молчания. Снегирь - Георгий Николаевич Владимов

сизаля, и две белых, капроновых.

– Эти ко мне в каюту несите.

Ясное дело, в порядок он их не поставит. Он их как-нибудь поприжмёт до порта, выгадает на штопке-перештопке, а эти дружкам подарит для перемётов. Да и не к чему их в порядок ставить – капроновые долго не рвутся, но зато рыбу режут до крови, и другая рыба не идёт в ячею, боится.

Кандей Вася смайнал свой груз и предупредил:

– Сухофруктов хоть полмешка оставьте, больше не дадут.

– А нам больше и не надо, – Шурка уже туда руки по локоть запустил. – Ты за нас выпил, мы за тебя хоть закусим.

«Маркони» с фильмами сам пожелал спуститься. Я помог ему дотащить коробки до салона. Вдруг он остановился, хлопнул себя по лбу.

– Сень! Совсем выпало. Тебя ж там одна девка спрашивает. Постой… Лиля её зовут. Ну точно, Лиля! Их там трое при Гракове, молодые специалисты. Хочешь – устрою свидание?

Я укладывал коробки в рундук, читал названия и молчал.

– Слушай! – сказал «маркони». – Я же передатчик аварийный должен сдать на проверку. Барахлит. Ну, скажу, что барахлит. Мне же его одному не стащить, ты поможешь.

– А кто на палубе останется?

– Незаменимых, Сеня, у нас нет!

– Это точно, а шорох всё равно поднимется. У нас уже двое незаменимых сбежали.

– Что ж делать? Надо придумать чего-нибудь.

Пока он придумывал, с базы опять крикнули:

– Строп идёт!

Мы его нагрузили, потом ухман подал сетку для «маркони». Я его подсаживал.

– Чего передать? – он спросил.

– Привет. Больше ничего.

– Так мало, Сеня? Нет, я всё-таки придумаю.

Он ехал вверх и держался одной рукой, а другой мне помахивал. Ухман его выматерил и втащил за пояс.

Качало уже чувствительно, и строп мотался над всей палубой, от мачты до мачты. Мы ждали, что прекратят разгрузку, – кранец взлетал выше борта. Но успели всё-таки выгрузить один трюм. Половина работы. Шурка подмёл там веничком и вылез.

– Стоп, ребятки, – сказал ухман. – Отдохните пока. Сейчас решают – может, вам отойти.

Ну, пока они там решат, мы в кубрик кинулись. Попадали в ящики, кто даже в сапогах.

Я задремал было, но услышал – меня выкликают с палубы.

2

– Сень! – «маркони» кричал сверху. – Принимай гостей!

Он качался на сетке, ещё с какими-то двумя, не бичами, одеты они были слишком пёстро, – и сетка шла прямо в трюм. Кто-то из них двоих завизжал как резаный, – тут я и понял, что за гости пожаловали. Я принял сетку, отвёл, и они соскочили.

Лиля была в кожанке и в синих брюках, набекрень – ушанка с белым мехом. А в чём её подружка, я сразу не разглядел, – в таком ярком, что в глазах зарябило.

– Вот ты какой!

Лиля смотрела на мои доспехи и улыбалась. Протянула мне руку. Я для чего-то скинул шапку, потом пожал её руку – твёрдую и сухую. Моя-то была посырее. Она это перенесла, даже не заметила.

– Познакомься, это Галя.

«Маркони» тоже подтвердил, что Галя. Была она в красной шапочке с помпоном, беленькая, крашеная, с кудряшками. Всё озиралась, поглядывала вверх, на борт плавбазы, и ужасалась – неужели это она оттуда съехала.

– Ну, как ты тут живёшь? – спросила Лиля.

Я что-то замялся, но Галя меня выручила:

– Ой, как тут интересно! А нам всё-всё покажут?

– Прошу! – «Маркони» ей подал руку кренделем. Он обращение знает, на торпедных катерах служил.

Из рубки старпом выглянул, в сильной задумчивости. Вообще-то самовольство – дамы на корабле, можно и осерчать по такому поводу. Но можно и схлопотать в ответ при этих дамах. Он предпочёл в тень уйти.

– А тут симпатично! – Голос у Лили был чуть хриплый, осевший на ветру. И мне как-то неприятно было, что она с этим голосом под свою Галю подделывается. – А это что, лебёдка?

– Да, – говорю, – она самая.

– А это трюмы?

– А это трюма.

– Учти, мать, – говорит она Гале, – тут всё произносится с ударением на «а». Боцмана, штурмана. А где же у вас кубрик?

Вот, не хватало только, чтоб я её в кубрик повёл, где бичи храпят в ящиках, свесив сапоги через бортик. А кто не спит, тот, значит, с корешем беседует на трёхэтажном уровне и ведь не спустится оттуда при дамах.

– Да что там, в кубрике… Эка невидаль.

Я уж спиной чувствовал: кто-то из капа выглядывает на такое диво. Так и есть, Шурка выполз, оповещает тех, кто внизу:

– Бичи, каких нам лошадей привели!

Ну, и те, конечно, тоже повыползали, человечка три, тут уже не до сна.

– Ого! – сказала Лиля. – Какие тут красавцы плавают! Вот кого в кино снимать.

– Правда, у вас лошади есть? – спросила Галя.

Мы с «маркони» чуть не упали.

– Мать, не срами меня. Лошади – это мы. Чувствуешь, какая галантность!

Галя вся вспыхнула, стала как её шапочка. А Лиле как будто всё было нипочём, смотрела на бичей спокойно, улыбалась одними губами. Но я-то знал, как сильно она смущается, только виду не подаёт.

– Бичи, – объяснил «маркони», – это наши гости. Из этого… из судкома ВЛКСМ. Попрошу, товарищи моряки.

– А чего ж только двое? – спросил Шурка. – Нам бы весь судком.

Кто-то ещё пропел кошачьим тенором:

                            У ней – такая ма-аленькая грудь,

                            А губы – губы алые, как ма-аки!..

«Маркони» объяснил гостям:

– Это у нас традиционное приветствие, когда на борту появляются дамы.

– Мы так и поняли, – сказала Лиля.

Мы их быстренько повели в салон, по дороге – через люк – показали машинную шахту. Там полуголый Юрочка сидел на верстаке и чего-то напевал, – хорошо, что слов было не слышно. «Маркони», однако, не задерживался.

– А сейчас мы вам покажем «голубятник». Всякое судно, с вашего разрешения, начинается с «голубятника».

Поднялись в ходовую. Старпом от нас отскочил как ошпаренный, удрал в штурманскую. Молодой ещё он был, архангелогородец наш. «Маркони» его всё-таки вытащил за руку:

– Прошу познакомиться. Старший помощник нашего капитана. Мастер лова и навигации, мой лучший друг и боевой товарищ.

Старпом упирался, как будто его на казнь вели, мычал что-то насчёт вахты. Гости с ним поздоровались за руку. Он сразу взмок, как мышь. «Маркони» его отпустил с Богом.

Из окон видна была вся палуба, с разинутыми трюмами. Бичи стояли в капе, пересмеивались. Гале вдруг захотелось перед ними пококетничать.

– А это штурвал? А можно покрутить?

Штурвал положен был влево и застопорен петлёй.

– Нельзя, нельзя! – Старпом закричал из штурманской.

– Почему нельзя, товарищ старший помощник? – спросил «маркони». Старпом не ответил, шелестел какими-то бумагами, как будто он что-то там вычисляет. – Можно, девочки,