Пара не пара - парень не парень - Надежда Кузьмина

Внимательно осмотрев кабинет напоследок — да, всё выглядит так же, как до нашего прихода, и о занавесках не забыли, — выскользнули в коридор. Переглянулись, горестно вздохнули — и заперли дверь. Эх, мы так сюда рвались, столько старались, а в награду за труды нам показали даже не благопристойную фигу, а совершенно неприличный голый зад! Всё, оставшиеся два с половиной месяца буду вредить, как могу! Сейчас вернём мажордому ключ — и начнём мстить!

До комнаты добрались без приключений.

Приключения начались, когда фей полез к мажордому, чтобы прицепить к свисающей из жилетного кармана цепочке ключ от стенного шкафа. Филикс всхрапнул, тяжело заворочался — и внезапно открыл глаза, уставившись на склонившегося над ним фея. Незамеченная в тёмном углу я сунула в рот кулак, чтоб не взвизгнуть.

— Ты… хто?..

Ну да, тут полумрак, а он пьян и спросонья.

Вместо ответа фей выпрямился, встряхнул локонами, воздел над головой руки в широких светлых рукавах и, качнув станом, исполнил изящное танцевальное па.

— О, ночная фея! — возвестил мажордом, прямо из горизонтали протягивая лапы к светлому видению.

Надо же! Какое правильное прозвище я этому типу придумала, кто и в каком состоянии ни глянет — сразу на ум приходит!

Уклонившийся от непрошеных объятий фей изящно крутанулся, подхватил со стола бутыль с сотэром и, держа ту перед собой, изобразил пируэт с поклоном.

— Ты, эта… отдай! Моё! — забеспокоился мажордом.

Явно, угроза спиртному мгновенно перевесила все прелести ночной гостьи.

В ответ обиженный фей подпрыгнул так, что подол раздулся колоколом, извлёк с лёгким «Чпок!» пальчиками пробку из горлышка, поднёс к губам бутыль, делая вид, что пьёт… а потом протянул мажордому. Тот схватил сотэр, ревниво зыркнул на фея — и присосался.

Через минуту достойный господин снова спал, причмокивая и нежно прижимая к груди пустую бутылку.

— Уф-ф… — облегчённо выдохнул фей, оглядываясь на меня.

Уж да… а что ещё тут скажешь? Интересно, что будет помнить Филикс поутру? Но Сейсиль молодец — быстро сообразил!

На этом приключения не кончились. Мы уже вышли в коридор, когда я внезапно почувствовала тепло на груди. Мешочек с землёй? Почему, что случилось? Додумать не успела — пол ушёл из-под ног.

Очнулась я в серевших за окном сумерках на своей кровати оттого, что в нос попала вода. Оказалось, рядом сидящий Сейсиль щедро окропил меня из кружки.

Зафыркала:

— Ты воду откуда брал, из кувшина или из таза?

— А это важно?

— В кувшине — чистая, а в тазу я ноги мыл! Как думаешь, важно?

— Из таза зачерпнул, — ехидно сообщил Сейсиль.

Попыталась его стукнуть — и застонала. Голова кружилась, в теле была слабость как после тяжёлой болезни.

— Тьери, ты чего? Что с тобой? Знаешь, как я испугался, когда ты в коридоре вдруг упал? Притащил тебя сюда, положил, шейный платок развязал, по щекам хлопаю — а ты как мёртвый! Что случилось?

Что? Если б я сама толком понимала. Могу лишь предположить, что моя прапрапра Фейли отчего-то решила, что должна вмешаться. А силы позаимствовала у меня. Но разве такое объяснишь?

Ладно, скажу; что просто переволновалась так, что с утра не могла есть. Вот в обморок и хлопнулась. Но, секунду поразмышляв, вслух произнесла совсем другое:

— Сейсиль, тебе уходить надо, и быстро! Уже светает! Давай днём в парке поговорим! Скоро кухарка встанет. А мне на конюшню пора.

— А карета?

— Не волнуйся, позабочусь, — ощерилась я.

Уже выскальзывая из комнаты, фей обернулся:

— Насчёт таза я пошутил!

Вот же зараза в юбке!

Ладно, пока кухарка на самом деле не пришла — хотя в отсутствие хозяина она особого рвения не проявляла — заскочу на кухню, выпью чашку молока, стяну кусок окорока и пару яиц. И бегом на конюшню с заходом в каретный сарай!

Но отчего активизировалась Фейли? Что произошло?

Приступами вандализма я не страдала, но месть — дело святое. И хотя было очень жаль портить синюю, красивого оттенка вечернего неба бархатную обивку, я аккуратно прорезала в складках в углах кареты дырки, достаточные, чтобы пропихнуть яйцо, а потом, бережно поковыряв скорлупу; запихнула презенты в облюбованные места.

Спрашивается — откуда о таком знает юная леди? Да всё оттуда же, из судебных протоколов. Попалось мне одно дело, когда хозяин перестроенного дома не захотел оплачивать подрядчику ремонт. Тот ответил скупцу, как мог: заложил в стены под тонкий слой штукатурки яйца… в итоге дом пришлось ремонтировать вторично, а вопрос оплаты решался в суде. Кстати, хозяину пришлось несладко: как обвинить в сделанной гадости подрядчика, если отрицаешь, что тот у тебя работал?

Надо подумать, кстати, а что ещё интересного и подходящего к случаю я читала?

Когда, закончив обихаживать Фарша с Кусакой, я вернулась в особняк, там царила суета. Одна из горничных — Линесс — обнаружилась поутру без чувств в коридоре господского крыла, где ночевал фей, который её и нашёл. Якобы споткнулся о тушку девицы, выйдя поутру из комнаты. И, обнаружив непорядок, поднял на ноги всю остальную прислугу.

Не успели Линесс привести в сознание, как та, заикаясь и всхлипывая, понесла какую-то белиберду о светящейся синей паутине с во-о-от таким пауком в середине, а на пауке — череп горящий! И говорит тот паук нечеловеческим голосом!

Я даже удивилась: а каким, спрашивается, он должен говорить, человеческим, что ли?

Что именно поведал ей аномальный арахнид, Линесс с перепугу забыла, а что было после, просто не знала. Смогла вспомнить только, что проснулась ночью и решила проведать хозяйскую гостью, посмотреть, хорошо ли та почивает и не надо ли чего, поднялась на второй этаж, а там!..

Причём я рассказу поверила. Похоже, Фейли продолжала за мной присматривать, и когда возникла угроза того, что излишне ретивая служанка обнаружит отсутствие фея в отведённых апартаментах, остановила её. Уж как сумела. Ну а я — рикошетом — шлёпнулась в обморок.

Но что удивительно — остальные, похоже, поверили тоже, особенно, когда, хлюпнув носом, Линесс решительно заявила, что немедленно увольняется и идёт на исповедь в ближайший Храм. Представляю, что она там наговорит!

Две другие горничные и присоединившаяся к обсуждению кухарка, само собой, тут же вспомнили дурпилтиховский череп, а ещё светящуюся синюю мышь, которая напугала леди на балу.

Меня поразило то, что обычно строго одёргивающий прислугу мажордом в этот раз сочувственно кивал, а потом пробормотал что-то про порхающих по ночам синих фей, которые крадут… На этом месте мажордом споткнулся и закашлялся, наверное, вспомнил, что крадут тут вовсе не феи. Но, кстати, а почему синих-то? Я как-то всегда считала, что спьяну начинаются мерещиться черти зелёные… Или это у Филикса приступ солидарности? М-да, похоже, в особняке начались разброд и шатание…