Эффект Ребиндера - Елена Минкина-Тайчер

Письмо сильно пожелтело. Но все-таки буквы хорошо сохранились, красивые аккуратные буквы, с наклоном.

– Ничего не понимаю, – прошептал Володя. – Это на немецком?

– На французском, – ответила Катя. – Боже мой, как она умоляла меня учить французский! Она ведь что-то помнила, какие-то слова, фразы.

«Милая, дорогая моя Лерочка! Если судьба разлучит нас, знай, ты самая большая награда в моей жизни, моя радость, мое утешение. Я благодарю Господа за каждый день твоей жизни, за счастье обнимать тебя и гордиться тобой. Люби и не покидай Дусю, но постарайся найти мою сестру – Валерию Дмитриевну Катенину. Я специально назвала тебя ее именем. Будь счастлива! Твоя мама».

– Там еще карточка!

Это была очень знакомая карточка. Ольга не могла ни забыть, ни перепутать. Две чудесные девочки, абсолютно иностранные девочки в нарядных платьях и одинаковых светлых шарфах. И надпись на обороте: «Kira/Lera. Май 1932».

Ольга совершенно растерялась. Как было понять, осмыслить? Скромная провинциальная учительница, дочь уборщицы, – и семья Катениных?! Квартира-музей, фотографии Парижа… Получается, Катина мать – родная племянница Валерии Дмитриевны и ее полная тезка! Пытались выспросить про отца, но баба Дуся только рукой махнула – никто из матерей-лагерниц про отцов не сказывал, может, и насильник какой!

Ужасная несправедливость постигла и мать, и дочь. За что, почему?.. И что она, Ольга, знает про собственных родителей? Уже после рождения Ленечки папа неожиданно стал вспоминать мамину семью – священника отца Георгия, красавицу-мать, сестер. Все погибли, расстреляны или умерли от голода. Бедная мамочка, прятала иконку в шкафу, даже молиться боялась! И папина семья погибла, и отец Матвея. Кто же победил и выиграл от революции?

Господи, ничего не успела расспросить, занималась собой, своими глупыми горестями и придуманными обидами, то завидовала Кире, то злилась на Краснопольского. И даже сейчас не столько жалела Катину мать, сколько огорчилась от необходимости опять общаться с Кирой. Эгоистка, вот она кто!

Катя, бледная и растерянная, смотрела в окно поезда. Она вторые сутки ничего не ела и категорически не отвечала на попытки Володи заговорить. Сам брат, наоборот, непривычно суетился, то заказывал чай, то уговаривал их обеих прилечь, и все время смотрел и смотрел на жену, будто впервые увидел.

– Катя, послушай, – Ольга глубоко вздохнула, чтобы голос стал более веселым и жизнеутверждающим, – у тебя же родственники нашлись! Увидишь, они будут очень рады. Я хорошо знакома с семьей Катениных и много раз видела фотографию твоей бабушки! Просто никто не знал о судьбе ее старшей дочери. Бедная несчастная Дуся все запутала, но, с другой стороны, она спасла твою маму.

Слава богу, Катя немного ожила, подняла голову.

– Я дам тебе адрес! Сразу, как приедем. Я не знаю, жива ли Валерия Дмитриевна, она давно вернулась во Францию, но по этому адресу живет ее дочь Кира, мы учились в одном классе. Ты даже не представляешь, из какой семьи твоя мама! У нее был дед профессор и бабушка, очаровательная француженка. И богатая огромная квартира! Я в жизни не видела ничего подобного. Вот теперь ты сможешь поехать и сама посмотреть. Мы приедем и сразу позвоним! Правда, я давно не виделась с Кирой. Но мы найдем телефон по справочной, совсем просто, если знаешь имя и фамилию!

Они позвонили в тот же день. Вернее, Оля звонила, а Катя стояла рядом, полуживая от волнения. Сначала очень долго никто не отвечал, но, наконец, подняли трубку.

– Кира! – воскликнула Ольга…

Нет, голос в трубке был слишком пожилой для Киры. И акцент. У Киры акцента не было.

– Валерия Дмитриевна, это вы?! Как замечательно! Говорит Оля Попова, одноклассница вашей Киры. Может быть, помните, мы иногда приходили делать уроки? Я не ожидала, что вы в Москве!

– Да, деточка, – голос был совершенно безжизненный и старый, – я недавно приехала, ненадолго, разобрать какие-то вещи и документы.

– А вы не можете позвать Киру? У меня интересная новость! Совершенно неожиданная новость, поверьте!

– Нет, деточка, извините. Кира умерла от рака груди. Три месяца назад. В Париже.

Если бы она была счастлива! Если бы она не плакала, не тосковала, скрываясь от чужих взглядов. Если бы Ленька не видел, как она сама покупает букетик цветов и потом незаметно ставит на столик в прихожей: «Женщина должна купаться в любви и внимании!».

Даже в тот первый ужасный день, когда Леня, полумертвый от усталости и холода, добрался до невзрачной пятиэтажки в Текстильщиках, даже тогда он был потрясен Катиным очарованием. Как она смотрела на него, как обнимала – утешая и защищая – сестра, подруга, мать, любимая женщина. И разве в состоянии хоть что-нибудь оценить этот дундук Володя, его дядя!

– Катерина Ивановна, ты бы накормила ребенка или только охать будем? Тетя называется!

Какая, к черту, тетя! Почему никого не удивляет и не возмущает, что Володька на десять лет старше Кати? А как он, так «Ленечка, ребенок, племянник». Та же разница в возрасте, между прочим. Из принципа стал говорить всем окружающим, что Катя – подруга его сестры. Тем более это было чистейшей правдой!

Она спасла его тогда, просто спасла – от одиночества, растерянности, страха перед чужим огромным городом. А школа! Попасть в 57-ю школу за год до окончания – кто мог мечтать! И еще потихоньку натаскивала дома, чтобы видели, что он обгоняет программу и знает университетский материал.

Как здорово они жили все вместе, пока не достроилась квартира в Косино. Нет, конечно, теснота была ужасная, мама спала на Ванькином диванчике, а сам Ленька на полу на матрасе, зато рано утром Катя бежала в ванную, сонная, в халатике, и он слушал ее легкий шаг и даже мог выползти из-за двери и как бы случайно наткнуться в маленьком тесном коридорчике. А вечерами они все вместе пили чай, допоздна засиживались на кухне, и Катя, блестя глазами и захлебываясь, рассказывала, что нужно организовать лицей! Обязательно организовать частный лицей, такую прекрасную показательную школу, где будет воспитываться товарищество, творчество, уважение к чужому мнению и собственное достоинство.

– Может, сразу университет организуем, – ухмылялся Володька, – размах так размах!

– Университет не годится, – совершенно серьезно отвечала Катя, – нужно начинать с юного возраста, когда ребенок еще чист и не испорчен. Tabula rasa! И иностранные языки в детстве усваиваются гораздо лучше.

– А-а! Мы и иностранные языки будем изучать? Прекрасная идея! Остается найти начальный капитал, помещение, сотрудников и тех ненормальных родителей, которые согласятся отдать ребенка в неизвестную и непонятную школу. Знаешь, Катерина Ивановна, твоя маниловщина уже давно надоела. Может, еды приготовишь для разнообразия? Или опять будем магазинные котлеты жарить?

Зачем он унижал ее? Смеялся, не давал договорить до конца? Не верил! Как и мама не верила. Даже ему, Леньке, аргументы Володи казались убедительными – откуда взять деньги, разрешение, здание?