Эффект Ребиндера - Елена Минкина-Тайчер

Нет, он все-таки немного рехнулся, но что Ленька мог поделать один?

– Давай позвоним маме! Может быть, она скажет, куда ехать. Я не хочу в Москву!

– Некогда! Нужно успеть на поезд. Через несколько дней отсюда не уедешь.

– Но откуда ты догадался, как? Ведь взрыва не было! А обычный человек не может чувствовать радиацию? Это везде написано!

– Они не знали. Те, кто писали. Они видели только легкие случаи. Они не знали, что бывает при высокой концентрации. Появляется запах. Запах озона.

Проводница, конечно, согласилась его взять и обещала устроить в служебном купе. Она даже испугалась немного, стала расспрашивать отца про аварию, но он не отвечал и только молча смотрел на Леньку, стоящего на площадке. Они не обнялись, не пожали друг другу руки, только стояли и молчали. Поезд тронулся и стал быстро набирать скорость. И тогда отец, наконец, облегченно улыбнулся и поднял сжатый кулак. Но пасаран! Так они всегда прощались, когда отец уходил на работу или уезжал в командировку.

И Ленька вдруг понял, что отец ничуть не рехнулся, пусть он был замученным, мокрым, в нелепом торчащем колом комбинезоне, но он был нормальным.

Весь мир сошел с ума, и только отец оставался совершенно нормальным.

И она еще огорчалась! Она еще смела огорчаться всякой глупейшей чепухе: не достали Матвею новый костюм, Леня получил тройку по русскому языку, украли кошелек. Господи, огорчаться в такой прекрасной, такой безоблачной жизни!

Даже Иринка, которая так расстроила отца своим замужеством и отъездом в Израиль, даже Иринка жила прекрасно, окончила химический факультет, устроилась на какое-то тамошнее предприятие с поэтическим названием «Рафаэль». Ее муж Миша работал врачом в клинике, они купили в рассрочку четырехкомнатную квартиру, машину. По вечерам Матвей усаживался с пачкой фотографий – море, синее небо, нарядная белая машина, нарядная загорелая дочка в обнимку с мужем, две смеющиеся девочки – Люба и Ася или, как они там произносили, – Либи и Оснат. Младшую назвали в память об Асе Наумовне, которая умерла в декабре 82-го года. Помнится, Ольга тогда ужасно расстроилась, стала вспоминать детство, пирожки, ночную рубашку. Вечером позвонила Тане в Москву, поплакали вместе. Оказывается, Асе Наумовне было уже почти восемьдесят лет. Так и не повидалась больше ни с Таней, ни с ее детьми.

Господи, если бы она знала, что вся эта прекрасная налаженная жизнь от одного неверного поступка разлетится в пыль, как стальная пластинка из любимого Таней опыта Ребиндера. Она бы настояла, не пустила их, не разрешила Лене пропускать школу! Но какие у нее были основания не пускать? Леня прекрасно учился, по многим предметам шел на класс впереди ровесников. Матвей всю зиму мечтал, хотел сделать сыну подарок. Кто мог даже подумать про аварию?!

Но мало самой аварии! Зачем они взяли Матвея в отряд ликвидаторов?! Уже немолодого человека, с большой дозой облучения в прошлом? Господи, кто и кого там жалел?! Ольга сама встречалась потом с женами пожарников, с вертолетчиками. Хотелось закрыть глаза от этого кошмара, не знать, не слышать!

Ира обрывала телефон, организовала посылки из Израиля – витамины, средства от кашля. Почему-то они все кашляли, и пожарники, и позднее приехавшие ликвидаторы. Надрывисто беспрерывно кашляли, ничего не помогало. И Ленечка кашлял целую зиму, хотя в доме брата было очень тепло и сухо.

Сначала Оля еще надеялась, что обойдется. Как быстро Матвей сумел вытащить Леню, как сразу сообразил, что можно отправить его в Москву. Но она не понимала и не знала, какую дозу схватил сам Матвей.

Он один понимал. Он прекрасно все понимал, потому что сразу предложил оставить Леню в Москве. И потом уже из Киева написал, что Оле тоже нужно перебираться и как можно быстрее восстановить прописку. Например, прописаться у брата и вступить в кооператив. Лучше, если они все вместе окажутся в столице, его все равно переводят в Центральный военный госпиталь.

Как ни странно, с переездом Ольга справилась относительно легко. Нет, в первый момент она не могла даже представить, как начать разговор с братом, бывшая родительская квартира и для них троих была маловата. Но, оказывается, она его недооценивала! Володька при всей своей мрачности и отстраненности оказался настоящим человеком и не только согласился прописать сестру, но и предложил половину оставшихся от родителей денег. Оля никогда не слышала и не догадывалась об этих деньгах, бедные мама и папа, как они копили со своей скудной пенсии? Матвей зарабатывал очень прилично, а она так легко транжирила – то импортная стенка, то ковер. А поездки на море?! Ничего там полезного не было, Матвей не зря возражал, – теснота, очереди, еда отвратительная.

Господи, никогда бы она не справилась ни с каким переездом! И на Володьку не приходилось рассчитывать – сам был такой же лох, ни пробивать, ни просить.

Помог, конечно, Краснопольский. Даже Таня не знала, куда он именно ходил и сколько заплатил, но Ольгу прописали вместе с Леней! Левка же нашел уже почти готовый кооператив, у черта на рогах в Косино, но все-таки это была нормальная трехкомнатная квартира! На семейном совете решили, что в новую квартиру пока поедут Володя с семьей, а Оле лучше жить ближе к госпиталю, где лежал Матвей.

Нет, не так, еще почти полгода ждали, пока сдадут дом, теснились на двадцати шести метрах впятером. Таня звала пожить, но у нее как раз вышла замуж Сашенька, только их и не хватало!

Опять все не так! Дело не в Сашеньке, тем более она вышла за вполне обеспеченного сына приличных родителей и могла пожить у свекрови. Ольга просто не могла видеть Краснопольского!.. Физически не могла видеть, хотя сознавала, что без него они бы просто пропали.

Это случилось через год после смерти Саши Гальперина… Нет, через два! Иринка уже уехала в Израиль, Оля хорошо помнила. Вдруг выдалась командировка в Москву, настоящее везение – слетать бесплатно, повидать близких, погулять по родному городу. Жильем не обеспечивали, никто и не мечтал, и она долго размышляла, поехать ли к брату или к Тане. Конечно, больше хотелось к Тане, обняться, поболтать, как в прежние времена. И квартира в центре, не нужно тащиться до Текстильщиков и оттуда еще на автобусе. И давно пора забыть нелепую историю молодости, жар Левкиного тела, бесстыдные жадные руки. Случайное дикое помешательство!

Как спокойно и хорошо жилось ей с Матвеем. Уютные домашние объятия, мирный сон под одним одеялом. «Ты скучаешь?» – спрашивал он шепотом. Ничуть она не скучала, хотя интимные отношения как таковые почти прекратились после рождения Ленечки. Разве он виноват, что облучился? Разве так важны эти технические подробности, если люди любят друг друга? Разве она не любила Таню, хотя никакого секса между ними в принципе не могло быть!

Она уже позвонила Тане, сказала, что приедет, но все оттягивала, все хотелось побродить по любимым переулкам – от Арбата к Кропоткинской, потом еще увидела выставку Поленова. Из детских воспоминаний сохранился только «Московский дворик» – уютный солнечный пейзаж, белоголовые дети на полянке. Ужасно захотелось зайти, сто лет не была на выставках! Народу оказалось довольно много, несмотря на рабочий день. Вошла – и ах! – показалось, что в зале прорубили множество окошек, так светились теплые картины на стенах. Так же тепло и солнечно стало на душе. Вот бы Леньке показать!