Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - Сильвия Крэнстон

Цель эволюции человека посредством реинкарнации указана в другом отрывке из «Изиды»:

Эта философия учит, что природа никогда не оставляет свою работу незавершённой; если не удалась первая попытка, она предпринимает следующую. Когда природа развивает человеческий зародыш, смысл заключается в том, чтобы человек стал совершенным – физически, умственно и духовно. Тело его должно вырастать, достигать зрелости, изнашиваться и умирать; его ум должен раскрываться, созревать и обретать гармоничную уравновешенность; его божественный дух должен озарять внутреннего человека и легко сливаться с ним. Ни один человек не завершит свой великий цикл, или «круг необходимости», пока всё это не достигнуто. Как неповоротливые участники конных бегов ещё только преодолевают первую четверть дистанции, в то время как победитель уже пересекает финишную черту, так же и в беге [к сознательному] бессмертию некоторые души опережают остальных и достигают цели, когда мириады участников едва передвигаются под тяжестью материи где-то рядом с отправной точкой. Некоторые неудачники выбывают насовсем, теряя всякие шансы на награду; некоторые возвращаются назад той же дорогой и начинают снова… Так, подобно оборотам колеса, постоянно сменяют друг друга смерть и рождение[435].

Издатель «Изиды» был так «удивлён и доволен» объёмом её продаж, пишет Олькотт, «что в воскресенье, 10 февраля 1878 г. в моём присутствии предложил Е. П. Блаватской 5000 долларов за литературное право на издание однотомника, если она напишет его, ещё немного „разоблачив Изиду“». Он собирался напечатать всего 100 экземпляров и продать их по цене 100 долларов за штуку. «Испытывая значительную нужду в деньгах, – говорит Олькотт, – она тем не менее ответила отказом на его предложение на том основании, что в то время ей не было дозволено раскрывать больше мистических тайн, чем она раскрыла в „Изиде“»[436]. Однако, по-видимому, в двух томах «Изиды» содержится куда больше разоблачений, чем кажется на первый взгляд, поскольку сама Блаватская однажды призналась: «В „Изиде“ заключены разъяснения сотен тайн, полускрытые… ожидая лишь, когда разум, ведомый оккультными знаниями, прольёт на них свет»[437].

В другой раз она писала, что «несмотря на её незначительные недостатки, „Разоблачённая Изида“ таит в себе массу оригинальных и никогда дотоле не разглашавшихся сведений по оккультной тематике… В ней я защищаю идеи и учения, не боясь обвинений в тщеславии, поскольку ни идеи, ни учения мне не принадлежат, как я уже не раз говорила; и я утверждаю, что они имеют огромное значение для мистиков и последователей теософии»[438].

С конца 1876-го и по конец 1878 г. теософское общество как организация практически бездействовало, – сообщает Олькотт. Он продолжает:

Его регламент существовал лишь на бумаге, заседания почти прекратились… Признаки его растущего влияния заключались в увеличении объёма местной и иностранной корреспонденции основателей общества, их противоречивых статьях в прессе, учреждении ответвлений общества в Лондоне и на Корфу и установлении связей с его сторонниками в Индии и на Цейлоне. Все влиятельные спиритуалисты, сперва присоединившиеся к нам, разом ушли; наши заседания в казённом помещении – Мотт-мемориал-холл на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке – пришлось прекратить; были упразднены членские взносы, ранее уплачиваемые при вступлении в общество… и всё же его идеи бурлили, как никогда ранее, и само общество было особенно полно жизни, лишившись своей внешней структуры; дух его сконцентрировался в наших умах, сердцах и душах.

Настоящей штаб-квартирой общества был дом Блаватской на углу 8-й авеню и 47-й улицы, ставший «самым привлекательным салоном мегаполиса». Блаватская переехала туда в июне 1876 г. или же, быть может, на пару месяцев позже[439]. Один журналист из Нью-Йорка окрестил его «Ламасери в Нью-Йорке»[440][441]. Олькотт отмечает:

Я нисколько не преувеличиваю, говоря, что ни в одном из домов Нью-Йорка не было такой неземной атмосферы. Социальные различия наших посетителей оставались за порогом; и независимо от того, богат он или беден, христианин, иудей или атеист, образован или не образован, каждый наш гость мог рассчитывать на одинаково радушный приём и терпеливое внимание к его вопросам на религиозные и другие темы. Будучи урождённой аристократкой, Е. П. Блаватская чувствовала себя непринуждённо, вращаясь в высших кругах общества, а свойственный ей демократический альтруизм проявлялся в сердечном гостеприимстве по отношению к самым скромным посетителям[442].

Дэвид Кёртис, один из умнейших репортёров Нью-Йорка, рассказывал, что в комнатах Блаватской можно было встретить «католических священников, актрис, военных врачей, торговцев, иностранных графинь, художников, терапевтов и случайных азиатов». Он добавляет:

Почти все они были неописуемыми безбожниками. Почти все были поразительно умны. Почти все они восставали против консерватизма в том или ином направлении, будучи явными или тайными представителями богемы. И все они признавали за госпожой Блаватской бесспорное лидерство в их интеллектуальном восстании… Каждый мыслимый предмет, будь он на земле, в небесах или в земных глубинах, обсуждался там с той причудливой смесью остроумия и философских размышлений, которой не найти было и в огромных томах «Разоблачённой Изиды»[443].

Встречались в этом кругу и раввины, говорит Олькотт: «Я знал одного раввина, проводившего долгие вечерние часы в компании Блаватской, обсуждая каббалу. Как-то раз он сказал ей в моём присутствии, что, потратив 30 лет на изучение тайных знаний своей религии, он всё же научился у неё вещам, о которых ранее не подозревал, и увидел в ясном свете некоторые положения, которые были непонятны даже лучшим из его учителей»[444].

Окружённая бунтарями, посещавшими «Ламасери», Е. П. Блаватская чётко обозначила предел допустимого применения силы. Она вклеила в свой альбом для газетных вырезок статью под заголовком «Открытый мятеж» из газеты «Нью Йорк Гералд» (от 6 сентября 1878 г.), в которой было приведено высказывание Чарльза Содерана, призывающего группу бастующих к применению радикальных действий. Блаватская прокомментировала: «Теософ, ставший мятежником, приветствующий революцию и убийство, недостоин быть частью нашего Общества. Ему следует уйти»[445]. В её сочинениях тут и там обнаруживаются подобные резкие высказывания против деятельности анархистов и нигилистов, особенно в России, где они положили начало коммунизму.