Мое любимое чудовище - Элизабет Хойт

пустыне. Аполлон нежно погладил обе груди и погрузил мизинец в горячую, утопающую в тени ложбинку между ними. Она оказалась влажной, и он, внезапно испытав острое желание попробовать ее на вкус, слегка отклонил Лили назад, опустил голову и провел языком между восхитительными полушариями, ощутив их солоноватый вкус.

— Ну же, — простонала Лили, цепляясь за его волосы. — Прошу тебя…

Но он не спешил: медленно прочертив языком круги по вершинкам грудей, он поднялся выше, к плечу, легонько прикусил бархатную кожу.

Дрожащие пальцы Лили скользнули между их телами, и Аполлон понял, что они спускаются к поясу его бриджей, а через мгновение почувствовал, что те уже расстегнуты. Ее нежная ладошка скользнула внутрь и завладела его плотью.

Аполлон замер, постанывая и вздрагивая от ее прикосновений. Прохладные пальцы уверенно обхватили его естество, скользнули вверх в изысканной ласке и погладили кончик с каплями влаги.

Лили на мгновение вынула руку, и в свете луны Аполлон увидел, как она поднесла к губам влажный палец, понюхала, потом облизнула.

Ну, это уж слишком!

Все произошло мгновенно, Лили даже шевельнуться не успела. Сорвав с себя сюртук, он швырнул его на землю перед скамейкой и гортанно проскрежетал:

— На колени!

Лили неожиданно для самой себя подчинилась, словно приносила себя в жертву какому-то древнему чудовищу.

— Вот так? — беспомощно спросила Лили через плечо.

Он опустился на колени позади нее, пригнул ее голову почти к земле и задрал подол платья, словно снимал покрывало с произведения искусства. В лунном свете ее кожа над белыми чулками казалась серебристой.

Она стояла перед ним на четвереньках, с обнаженными полушариями ягодиц, таких восхитительно чувственных, упругих и притягательных, с таинственной темной расщелиной между ними.

Уложив подол платья ей на спине, он пробежал пальцами по шелковистой коже, с удовольствием ощутив ее дрожь удовольствия и приказал:

— Раздвинь ноги!

Лили безропотно подчинилась, раскрывшись перед ним еще больше, но в то же время оставаясь соблазнительно целомудренной в окружающей темноте. Аполлон провел пальцем по расщелине, разделяющей упругие полукружия, пока не ощутил влагу. Она нетерпеливо качнула бедрами, и он хрипло, словно вдруг опьянел от исходившего от нее чувственного женского аромата, спросил:

— Тебе нравится?

— Ты же знаешь…

Она приподняла бедра, и он чуть не сошел с ума. Взяв в руку свое естество, Аполлон придвинулся ближе и стал водить его кончиком по сочившейся влагой расселине. Застонав, Лили выгнула спину, пытаясь прижаться к нему плотнее.

Он совершенно утратил способность мыслить: мог лишь чувствовать и желать. Положив ладонь ей на поясницу, чтобы удерживать на месте, он медленно погрузился в ее тугое горячее лоно и запрокинул голову, устремив невидящий взгляд в усыпанное звездами ночное небо. Лили была такой влажной, такой скользкой и прекрасной, что глаза Аполлона заполнились слезами, по мере того как он снова и снова толкался в нее бедрами, погружался в этот невыносимо сладостный тоннель, объединяя их тела, делая их единым целым.

На несколько мгновений он отстранялся, почти полностью выходя из нее, чтобы заново ощутить наслаждение от этого чудесного соприкосновения.

Лили всхлипывала, вздыхала, стонала, уткнувшись лицом в руки, и он склонился над ней, шептал нежные слова и грубые непристойности, обнимая, защищая, заявляя на нее свои права.

— Чего ты хочешь, любовь моя?

— Э… этого.

Аполлон провел языком по ее шее.

— Скажи мне.

— Я хочу тебя, — выдавила Лили. — Чтобы ты был во мне, заполнял до отказа, так чтобы забыть обо всем на свете.

От этих слов он окончательно утратил контроль над собой: приподнявшись, отстранился, потом вновь с силой подался вперед, охваченный неистовой страстью, превращаясь в животное. Он сейчас не чувствовал ничего, кроме собственной плоти, терзавшей нежную женскую плоть. До его слуха доносились, будто издалека, ее хриплые стоны, крики, почти рыдания.

Склонившись, он с рычанием укусил ее за шею, удерживая ее бедра так, чтобы погружаться в нее снова и снова, до тех пор пока не почувствовал, как она содрогнулась всем телом и забилась в конвульсиях.

И тогда Аполлон вновь опустился на колени, не останавливаясь и не замедляя движений, ощущая дрожь ее тела. И это продолжалось до тех пор, пока он не запрокинул голову и не заревел в ночи от всепоглощающего чувства освобождения.

Звезды закружились над ними, когда он медленно опустился на Лили, совершенно позабыв про свою человеческую природу, которую утратил из-за этой женщины.

Глава 17

Несмотря на то что внешне чудовище было безобразным, глаза его на

удивление оказались красивыми: карими и влажно блестящими, в

обрамлении густых ресниц, — но наполненными болью. Заглянув в этот

открывшийся глаз, Ариадна позабыла о своем страхе и чувствовала лишь

жалость. Вместо того чтобы убежать, она опустилась на колени рядом с

чудовищем и принялась перевязывать его раны, раздумывая о том, что

сталось с Тесеем: ведь наверняка эти раны — его рук дело…

Лили проснулась на следующее утро с двойственным ощущением. С одной стороны, она была неописуемо счастлива и радовалась, что скоро увидит Аполлона, а с другой — знала, что их связь будет недолгой. Скоро ей придется вернуться к своей привычной жизни, а Аполлону — к своей, какой бы она ни была. Их ступеньки находились на разных концах социальной лестницы, и между ними была пропасть: ни ему спуститься, ни ей подняться. Даже если Лили ему небезразлична, рано или поздно Аполлону придется жениться на представительнице своего круга, леди с безупречной репутацией. У Лили не хватило бы духа стать его любовницей. И одна лишь мысль, что отведенного им времени остается не так уж много, делала их отношения еще острее, еще притягательнее, и Лили поклялась себе наслаждаться каждой минутой.

Однако предвкушение встречи с Аполлоном отравлял страх перед Россом. Здесь, на частной вечеринке, трудно избежать встречи с ним. Решив, что об этом подумает позже, Лили собралась спуститься к завтраку вместе с Молл.

Казалось, в столовой собрались все присутствующие гости, несмотря на то, что было уже довольно поздно — за полдень — и время завтрака давно миновало. Впрочем, дамы и джентльмены, танцевавшие на балу до самого рассвета, с трудом поднялись и к этому времени.

В столовой накрыли три больших стола, чтобы могли уместиться все желающие, и вот теперь между ними быстро сновали лакеи: подносили кофейники и тарелки с холодным мясом, вареными яйцами и булочками. Лили почти сразу увидела Аполлона, и они тайком обменялись улыбками, а через мгновение, окинув взглядом столовую, заметила Ричарда рядом с миловидной леди — должно быть, женой.

Лили оставалось