Долгая нота. (От Острова и к Острову) - Даниэль Орлов

Валентин резко ощутил горячую шершавую тяжесть в затылке. Словно всю голову обернули разогретым в духовке вафельным полотенцем.

— Оленька, я… Я сейчас. Сейчас буду.

Он нажал отбой и положил трубку на стол. Стоял минуту, собираясь с мыслями. Наконец взял телефон и набрал номер Воскресенского.

— Дрюня, привет. Оля тебе звонила?

— Привет. А что случилось? Не звонила.

— Выручай. Если что, я сегодня у тебя ночевал. Бухали вчера. Хорошо?

— Не бухали, а аккуратненько выпили немножечко водочки. Я всё понял. Во сколько ты вчера ко мне пришёл?

— Я к тебе не пришёл, ты ко мне заехал в универ и забрал к себе.

— Как скажешь. Ох, академик, что-то ты там мутишь! Ладно. Это не моё дело. Но ты уж там осторожнее.

— В каком смысле?

— Во всех. Это я тебе как человек с многотрудным опытом разводов говорю.

— Надеюсь, что до этого не дойдёт.

Валентин бросился в ванную. Наскоро смыл с себя ночь, почистил зубы. Когда он вошёл в комнату, Маринка сидела на кровати, обхватив колени руками.

— Уходишь?

— Варвара заболела. Они приехали.

— Запалился?

— Мне не нравится это слово, — Валентин вдруг почувствовал раздражение.

— Как скажешь, — Маринка завернулась в простыню и посмотрела исподлобья, — Меня бесит, что у тебя есть ещё кто-то кроме меня.

— Маринушка, это моя дочь. Она заболела. И я должен идти. Ты сама всё понимаешь. Ты же умница.

— Ты бежишь не к дочери, ты бежишь к Ольге. Ты бежишь к ней с чувством вины, опасаясь за свой status quo, лихорадочно придумывая, что ты сейчас будешь врать. Обычно ты врешь что-то заранее подготовленное, а сейчас тебе предстоит экспромт. А ты не любишь экспромтов. Ты любишь, когда все понятно заранее. И ты злишься на себя, что ты такой мудак, а она такая хорошая. Злишься на меня, что я совратила тебя — героя и рыцаря, и от того действительно становишься мудаком.

— Перестань! — Валентин никак не мог застегнуть пуговицы на рубашке.

— Обязательно перестану, — в голосе Маринки послышалось недоброе. — Что ты будешь делать, когда я перестану? Ты уже привык ко мне, у тебя ломка начнётся.

— Я не это имел в виду, — Валентин наконец справился с пуговицами, — я только прошу тебя не капризничать. Ты всё знаешь. И знаешь, как я к тебе отношусь. Не нужно этого. В конце концов, тебе это не идёт. Тебе не идёт синий цвет и не идёт говорить банальности. Просто отпусти меня сейчас домой.

— А потом?

— Что потом?

— Что будет потом?

— Потом я тебе позвоню.

Валентин легонько щёлкнул Маринку по носу и выскочил из квартиры. Не дожидаясь лифта, пешком сбежал на первый этаж. Во дворе обернулся и посмотрел наверх. Маринка стояла в окне голая и показывала ему язык. Он помахал рукой и устремился к дому через дворы.

Возле их парадной ждала скорая. За рулём водитель в форменной синей куртке читал газету. Поднявшись на двадцатый этаж и отперев дверь, Валентин сразу увидел врача, который устроился на кухне выписывать рецепты. Ольга выглянула из детской на звук открываемого замка, рванулась к нему, обняла и подтолкнула в комнату:

— Иди к Варьке. Я сейчас. Надо с доктором поговорить.

— Что с ней?

— Потом. Кажется, не пневмония.

Валентин заглянул к дочери. Она лежала на своей детской двухэтажной кроватке, закутанная в шерстяной платок, и смотрела на дверь. Он подошёл, положил руки на бортик кровати, на руки подбородок.

— Ну что, заболела?

— Заболела.

Голос у Варьки оказался сиплым и неожиданно взрослым. Валентин протянул руку и коснулся дочкиного лба.

— Горячий.

— А ещё мне снились страшные сны. Такие огромные деревянные шары, которые на меня со всех сторон катятся.

— Это от температуры. Будешь принимать лекарства, и всё у тебя пройдёт.

— Что ты мне подаришь на день рождения?

— А что ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты подарил мне что-нибудь красивое, но не знаю что.

— Куклу?

— Нет.

— А что?

— Не куклу. Не знаю. А я поправлюсь ко дню рождения?

— Конечно, до него ещё три месяца.

Врач ушёл, и Ольга вернулась в детскую. Стояла рядом с Валентином, обняв мужа за шею. Они смеялись и тормошили девочку, старались развеселить.

— Хочешь, мы положим тебя в большой комнате и включим мультики? — Валентин вопросительно взглянул Ольгу.

— Хорошая мысль, — Ольга встала на цыпочки, чтобы губами достать лба дочери, но не дотянулась, — Я сейчас постелю на диване, а ты её принесёшь. Всем хороша эта двухэтажная кровать, но если ребёнок болеет, то к нему толком не подобраться.

Варьку переложили на диван. Включили телевизор. Дали горячего молока с медом, укутали, а сами ушли на кухню.

— Я был у Воскресенского. Не ожидал, что приедете, — как бы невзначай изрёк Валентин, усевшись на свой любимый табурет у окна.

— Знаю. Он мне звонил, просил, чтобы я тебя не очень ругала, но мне было не до разговоров. Как раз врач пришёл. Не понимаю, зачем соврал, что дома.

— Сам не понимаю. Это со вчерашнего. Выпили крепко. Голова не очень соображала. Решил, если скажу, что у Воскресенского, расстроишься.

— Алкоголик мой, — Ольга повернулась от плиты и поцеловала Валентина в лоб. — У тебя пусто в холодильнике. Ты как питался эти дни?

— В университете. Иногда в кафе. Дома готовить не хотелось.

Валентин сидел, прислонившись спиной к стене, и смотрел, как Ольга ловко кромсает ножом найденное в морозильнике мясо. Жена постройнела в отпуске. Из-под короткой рубашки виднелась загорелая крепкая спина. Светлые летние брюки плотно облегали бёдра. Невольно залюбовавшись, он внезапно осознал, что очень любит эту женщину. Любит спокойно и глубоко, как любят только родных людей: без надрыва юношества, без ревностного томления, но и без страсти. Осознал, что Ольги внутри него несоизмеримо больше, чем остального мира. И даже ложь его и измена по сравнению с этой его любовью — лишь малый камушек, судьба которому сгинуть на самом дне совести. И ему стало легче. Словно внутри себя нашёл вдруг то, на что можно опереться. Он почувствовал, что очень соскучился, что очень сильно соскучился по жене, по Варьке, по такому вот субботнему дню, когда он сидит на кухне со свежей газетой, а Ольга готовит обед. И им хорошо. Им всегда было хорошо вдвоём. Им и сейчас хорошо.

Они поженились на четвертом курсе. Вернее, Валентин учился на четвёртом, а Ольга уже защитила диплом и поступала в аспирантуру к Эскину. Свадьбу устроили в июне, перед тем как Валентин уехал на практику в Курскую область копать городище. До экспедиции успели побывать в свадебном путешествии по Золотому кольцу, где всю дорогу смущали молодую гидшу своими репликами. Ехали в душном, пропахшем бензином «Икарусе», пили «Сангрию» из пузатой бутылки и хихикали, шутливо комментируя экскурсию. Осенью семейной паре дали узенькую комнату в аспирантской общаге на Воробьёвых горах. Они посещали премьеры, ездили в Питер, регулярно ходили на корты. В их крохотное жилище каждый вечер подтягивались общие знакомые. Смотрели видик, пили, обсуждали книги, сплетничали. Иной раз они ощущали себя в центре мира, в месте, откуда видно всё и где можно всё понять.