Саблями крещенные - Богдан Сушинский

Они проснулись от взрыва. Вздрогнули стены дворца. Заскрипели цепи, на которых было подвешено к потолку их «поднебесное ложе», и само оно, словно от божьего шлепка, возобновило свое величественное движение.

— Что это? — подхватился д’Артаньян и, стоя на коленях, выглянул в окно. На небольшом выступе у края плато поднимался вверх столб дыма, пыли и каменного крошева. — Взрыв ядра? Выстрел орудия?

— Успокойтесь, граф, вы не под Дюнкерком, — полусонно-полуиронично успокоила его Лили.

— Надеюсь, что все еще не под ним.

— Это мастер Гутаг старается. Расчищает место для закладки новой башни, которая будет называться башней Лили.

— Вот оно что, — разочарованно произнес д’Артаньян, прилегая на подушку рядом с баронессой. — В основание он заложит прядь ваших кудрей и медальон с начертанными вашей рукой таинственными знаками. Я тоже смогу принимать в этом участие?

— До сих пор вам приходилось только разрушать башни. Почему бы хоть однажды не попробовать строить их.

— Вы очаровательны, Лили.

— И забыли добавить: «умны», — ослепительно улыбнулась баронесса. — Но я всегда буду помнить, что эта башня зарождалась из взрыва, разрушившего одну из наших ночей. А это уже грустно.

Закрыв глаза, д’Артаньян почувствовал, как теплые, пахнущие утренней свежестью руки Лили нежно обвили его шею, а губы ощутили сладковатый привкус ее влажноватых, пропитанных материнским молоком губ.

Их тела вновь, в который раз за эту греховную ночь любви, слились воедино, однако теперь страсти были не столь расточительны, а ласки — изысканнее в своей наивности и игривой непорочности.

Каждый раз, когда Шарль припадал губами к ее груди, юное, налитое тело Лили на какое-то мгновение замирало. Оно словно накапливало всю ту неуемную энергию, которой вот-вот должно было пресытиться, чтобы затем выплеснуть ее в таких яростных, сладострастных движениях, будто в них, в этих таинственных оргиях любви, не только зарождалась новая жизнь, но и стремительно угасала жизнь того, в чьем лоне она воссоздавалась.

Однажды лейтенанту пришлось слышать от моряков рассказ о рыбе, которая проплывает тысячи миль предначертанного ей Господом пути, чтобы ценой гибели своей зародить новое потомство. Сейчас ему казалось, что девушке, чье пышущее силой и здоровьем тело он терзает в своих грубых объятиях, суждена точно такая же — неправедная, но святая судьба.

Когда, обессилевшие, они улеглись голова к голове, упираясь ногами в противоположные перила «поднебесного ложа», оказалось, что солнце уже давно взошло и мягкое сияние его постепенно поглощает большую часть их спальни. Весь мир представлялся им сейчас таким же благостно светлым, чистым и спокойным, каким было это разбуженное мастером Гутагом утро.

Они ни к чему не стремились. Им ничего не хотелось. Этим двоим было хорошо в их царственном «поднебесном ложе», как бывает хорошо лишь очень счастливым людям.

— Мне не верится, что этот замок переживет нас и что в нашем «поднебесном ложе» когда-нибудь станут нежиться другие влюбленные, — тихо, исповедально произнесла Лили.

— Обидно осознавать, что, кроме тебя, в «поднебесном ложе» может познавать любовь еще кто-либо, — полушутя поддержал ее д’Артаньян. — На всякий случай нам придется разрушить этот дворец. А то и весь замок. Так надежнее.

Лили рассмеялась. А ведь когда-то он всерьез решил, что эта неприступная саксонка вообще не знает, что такое обычный человеческий смех. Сама возможность оказаться когда-либо рядом с ней в постели представлялась несбыточной мечтой деревенского идиота, влюбившегося в случайно проезжавшую мимо принцессу.

Одевшись, д’Артаньян вышел из дворца и, пройдя через крепостной двор, увидел узкие открытые ворота, выводящие на нависающее над рекой плато.

Мастер Гутаг (с которым д’Артаньян познакомился еще вчера) и шестеро его работников уже вовсю трудились над расчисткой места для будущей башни. Фортификатор сам брал разбросанные взрывом плашки и швырял их вниз.

— Сколько понадобится времени, чтобы возвести это сооружение? — спросил его лейтенант.

— Башню баронессы Лили? — уточнил Гутаг. — Постараемся поднять ее за месяц. Да, всего лишь за месяц. Клянусь всеми покровителями фортификаторов, что это будет одна из красивейших башен Германии. Взгляните, на каком берегу ей предстоит возвышаться.

Лейтенант окинул взглядом луг по ту сторону реки, рощу, увенчанную виднеющимся за ней шпилем кирхи, большую заводь с гроздьями лодок у небольших деревенских мостиков-причалов…

— Это хорошо, что баронесса согласилась возвести еще одну башню, — вновь заговорил фортификатор. — Конечно, строительство всегда стоит дорого. Но каждый должен оставить после себя что-то такое, что со временем превратилось бы в легенду о нем. Лично я оставлю «башню Лили».

— Которая станет легендой о мастере Гутаге.

— О легенде придется позаботиться вам, граф. Мастера, настоящие мастера, ни в каких легендах не нуждаются. Вот их легенды, — кивнул в сторону массивной крепостной стены. — Неистребимые, как сама вечность.

— Так вы, оказывается, здесь? — появился в воротах капитан Стомвель. — Граф, нам пора. Мы отдали честь этому замку и его досточтимой хозяйке — баронессе, но… Это я вам говорю, капитан Стомвель.

— А не может ли совершиться чудо, способное задержать нас еще хотя бы на сутки?

— В армии такое чудо называется приказом. Однако у нас совершенно иной приказ, и мы обязаны… Это я вам говорю, капитан Стомвель.

А что может быть убедительнее слов, сказанных самим капитаном Стомвелем?!

Д’Артаньян прощально взглянул на стены, на рощу, крона которой окаймляла недостроенную «башню Фридриха» — обер-мастер Гутаг, взяв грех на душу, решил отложить строительство ее ради возведения «башни Лили», — и грустно вздохнул.

— Ничего, вы еще вернетесь сюда, — уловил его настроение обер-мастер Гутаг. — Первую бутылку вина на смотровой площадке башни мы разопьем вместе с вами.

— Это я вам говорю, капитан Стомвелъ, — охотно поддержал его старый служака.

Маркиз томился одиночеством в зале для пиров. Сидя за большим, уставленным едой и напитками столом, он словно бы ждал запаздывающих гостей.

— Прошу, графиня, — поднялся он навстречу де Ляфер. — Пока этого мерзавца будут казнить, мы с вами спокойно предадимся дегустации королевских яств.

— Я присяду чуть позже. Если позволите, казнью пленника займутся мои татары. Поверьте, они великие мастера этого дела.

— Вы окажете мне большую услугу, — оживился маркиз. — Среди моих людей таких мастеров нет. Кроме того, мне не хотелось бы…

Де Норвель осекся на полуслове, но графиня прекрасно поняла его. Сейчас маркиз искал хоть какой-то предлог для того, чтобы отстраниться от казни. Горячечность его прошла, а рассудительность этого человека была неотделима от трусости.