1985 - Энтони Берджесс

– Вы как будто считаете Лондон частью исламского мира.

– Здесь коммерческая столица исламского мира, мистер Джонс. У меня есть документ, подготовленный вам на подпись. В настоящий момент он составляется на английском и на арабском языках. Мы могли бы встретиться с вами здесь, скажем, за завтраком. Здесь, разумеется, поскольку тут нет забастовки. Это место считается исламской территорией.

– А я с этого что-нибудь получу? – вульгарно спросил Бев.

– Удовлетворение от сознания того, что ваша дочь хорошо обеспечена, – ответил Абдул Хадир. – Думаю, ваша Англия не самое лучшее место растить девочку. Вы считаете свою дочь объектом купли-продажи? Могу я напомнить, что вас не просили предоставить приданое?

– Вы упомянули конкубинаж. Разве наложниц не покупают и продают?

– Испытательный конкубинаж. В Британии это не столь редкое явление, и разговор о деньгах вообще не идет. Но вы можете считать непреложным, что брак состоится. Его высочество большой почитатель англичанок.

– Она всего лишь ребенок.

– Ей тринадцать лет, мистер Джонс.

Бев вздохнул, а потом вдруг почувствовал, как в нем осторожно нарастает душевный подъем. Благодаренье Богу или Аллаху – он свободен! Теперь ему нужно нести ношу только себя самого.

– Если бар еще открыт, мы могли бы это отметить.

– Публичный бар тут давно ликвидирован, мистер Джонс. Алкоголь в нашей вере под запретом. С другой стороны, в кабинете внизу у меня должный запас спиртного. Если соблаговолите…

– Спасибо, – отозвался Бев. – Но, по зрелом размышлении, откажусь. Мне нужно работать. Во имя Аллаха и Свободной Британии.

– Тогда встретимся за завтраком. Ваша очаровательная дочь, как она нам сказала, с нетерпением ждет завтрака. У нее большая склонность к «накник»… нет, это иудейское название. Правильно будет сказать «сугу».

– Су… что?

– Сосискам. Это распространенное явление среди западных детей. Разумеется, свиных ей не подадут, но она едва ли заметит разницу. Сегодня вечером она ее не ощутила.

Неподалеку от фабрики обувной ваксы «Вишневый цвет» в Чизвике впервые наблюдал, во что может вылиться враждебность забастовщиков к исламу. Три «Бентли» шли в Хитроу под мусульманским флагом. Впереди охрана, в среднем – Его высочество шейх, в третьем – мы с Бесси: отцу и дочери дали шанс попрощаться. Кортеж остановился, пропуская два фургона громкоговорителей, движущихся по Девоншир-роуд. Десять с чем-то забастовщиков стали бросать в нас камнями, крича «арабье неумытое», «имел я в задницу вашего Аллаха» и тому подобное. Дальнее от нас с Бесси стекло пошло трещинами, и, судя по звукам, кузов получил вмятины. Бесси сидела, разинув рот от радости, точно ее схватили за шкирку и буквально пинком втолкнули в сцену телевизионного насилия. Я ожидал, что мы от этого отмахнемся и продолжим путь в Хитроу, но ЕВ не отмахнулся. Он выскочил из машины, отдавая приказы на арабском. Двое шоферов, пакистанцев, вероятно, из числа тех, кто стал жертвой пакистанских погромов в Ист-Энде, вытащили из багажника «Бентли» № 2 автоматы, передернули затворы и стали ждать сигнала открыть огонь. Я с криком вывалился из машины, вопя: «Нет, нет, нет, Бога ради не надо», и попал на линию огня. Кидавшие камни разбежались еще до начала пальбы, один пакистанец пробежал пару ярдов следом и выпустил по ним очередь, попал одному в ногу, другому в грудь. Второй, несомненно, скончался. ЕВ пожал плечами: черные очки, сигарета в мундштуке от «данхилл». Убрав автоматы, продолжили путь в Хитроу, оставив один труп и одного раненого. Бесси сказала, это как «Закон Гримма» или еще какая дурацкая телечушь, потом спросила, успеет ли посмотреть «Порномужика» сегодня вечером. Совсем не понимает, куда едет.

Хитроу, терминал 3, исламский уголок, где никто не бастует. Машины выскочили прямо на взлетную полосу. Шейха уже ждет джет, сосет через шланг горючее. В аэропорту гигантские авиалайнеры на приколе, в башне диспетчеров никого, нет ни таможни, ни формальностей с паспортами. Целая армия могла бы тут приземлиться, не встретив сопротивления. Испытал дрожь ужаса. У терминала 3 стоят два арабских самолета: во внутренностях копаются механики, люди в зеленом выгружают деревянные ящики. Тут же майор Латимер (я познакомился с ним в Тернхэм-Грин; назначение в Престон отменено) со своими стеком и двумя грузовиками. По его словам, в ящиках оружие: «окотты», «гадибы», «вихайены», а еще английские «марк IV злыдни». Говорит, теперь армия настоящая. Если гады нарываются на неприятности, получат свои долбаные неприятности. Ветер задирает Бесси юбку до самой задницы. Латимер щелкает языком в солдатской вульгарности. Моя дочь, говорю. «Прости, старина, славные титьки, дочка или нет».

Я сказал «аллах акбар» ЕВ, моему будущему зятю, поцеловал бедную или везучую (как посмотреть) Бесси. Она сказала: есть хочу, папа. Легкий завтрак на борту подадут, Бесси. «Но я хочу СЕЙЧАС!» – вот такие последние слова сказала мне дочь. Вернулся к «Бентли» № 3 с трещинами на стеклах и вмятинами.

Забастовка абсолютно и тотально, мать ее, всеобщая. Прошелся, собирая новости. Дождь, грязь, горы отбросов, замусоренные улицы. Женщины напирают и дерутся, чтобы попасть в супермаркет, «свободные британцы» пытаются контролировать ситуацию. Странно, но кое-кто из бастующих помогает. Тут есть надежда. Чертова идеологическая чушь от профсоюзных боссов должна рано или поздно перестать действовать, рабочие в основе своей порядочные, они должны понять, что к чему. Позднее видел винный магазин с выбитыми окнами: не бастующие, а «свободные британцы» выходили оттуда, нагруженные спиртным. Капралы пытались вразумить рядовых, рявкали приказы, получали в ответ обычное «а пошел ты» и так далее, потом надели кастеты, приступили. Очень скверно, совершенно необходимо. Строительные работы на Грейт-Смит-стрит продолжаются, но рабочие, похоже, не слишком рады, что на смену и назад их провожают вооруженные взводы для защиты от разъяренной толпы. Как долго это может продолжаться? Собрав новости, пишу редакционную: осторожную, ничего про оружие или необходимость насилия. У меня в кармане сейчас увесистый ком банкнот. Буханка хлеба стоит 5 фунтов. Стейк – 9.50. Создают «Свободную Британскую пекарню» – вполне логично – на Хлебной улице. Собственная спальня в «Аль-Дорчестер».

Ходит скверно напечатанный бюллетень с факсимиле подписей членов кабинета министров, где говорится, что требования строителей удовлетворены: двадцатичасовая рабочая неделя, двадцать фунтов прибавки. Это чтобы избавиться от предлога к забастовке. Сам великий мистер Петтигрю объявился на Грейт-Смит-стрит, чтобы из фургона громкоговорителей разглагольствовать перед строителями мечети. Присоединитесь к своим братьям, оставьте ряды нелегалов, вернитесь в профсоюз, ваши действия парализуют всю страну. Кое-кто на стройке чешет в затылке, сомневается, недоволен, но сержанты-бригадиры кричат и гонят их приниматься за работу. Что хуже: повиноваться сержантам, младшим или старшим офицерам или подскакивать по свистку цеховых старост? В «Свободных британцах» лучше платят? Да, объявление на стройке гласит о повышении денежного содержания солдатам на 25 фунтов. Жиденькие «ура».