1985 - Энтони Берджесс

Голод, хаос, повсюду оттаявшая, раскисшая грязь, неубранные битые стекла и мусор, разрывы труб водоснабжения, неофициальные предостережения о заражении резервуаров воды, взрывы газа. Среди «свободных британцев» брожение. Сегодня день выплат, на плацах у СБ-центров построения пунктуально в 9.00. Объявлен мораторий на выплаты. Не хватает наличных денег. Арабский лидер на оксфордском английском выступал на конференции в бальном зале «Аль-Дорчестера» (Шейх Иса Та’ала? Имя вызывает сомнения, неясно, кто же выступал) о понимании непопулярности арабов и мусульман вообще в разгневанной, парализованной забастовкой Великобритании, но на протяжении своей долгой истории ислам не раз сталкивался с враждебностью, и уход арабов не предполагается. Значительная часть арабских денег вложена в английскую собственность. Шейху (обязательные черные очки, к сигарете в данхилловском мундштуке подносит спичку адъютант в буром костюме) как будто не по себе. Из разговоров с шишками «свободных британцев», арабами, анонимными господами, возможно из ОК, а возможно, это были члены парламента или государственные чиновники высокого уровня, я вынес впечатление, что велась серьезная дискуссия о панисламском перевороте и установлении власти султана, халифа или президента, – согласно распоряжению Пророка воздвигнуть флаг истинно верующих в земле неверных. Опасались оппозиции со стороны американских картелей со значительными, пусть и сокращающимися, финансовыми интересами в Великобритании. Много говорили об ЭОЛМ, чего я не понял. Позднее выяснил, что аббревиатура обозначает Эксперимент Островов в Ла-Манше. Не могу поверить. Вообще не могу поверить тому, что слышал.

По всей очевидности, франкоговорящая алжирская армия, собранная в Авиньоне и Оранже на деньги из Саудовской Аравии, несколько месяцев назад захватила острова Олдерни и Сарк. Из-за цензуры прессы и радио никаких известий ни во Францию, ни в Англию не просочилось. Последовало насаждение законов шариата, закрытие баров, разбивание на улицах бочек с пивом и крепким алкоголем (золотистая жидкость, пенясь, сбегает в канализацию), запрет на свинину и прочие продукты свиного животноводства, превращение крупных церквей в мечети, а Иисуса Христа – в Наби Иса, предпоследнего великого пророка, но не более того. Значительная враждебность со стороны населения Норманнских островов. Кровь бежит в водостоки следом за золотистой жидкостью. Так что… мой сон! Всеобщий вывод: эксперимент провалился, насильственное обращение непрактично. Французское правительство уговорило местные муниципалитеты Сарка и Олдерни замять инцидент, ставящий французов в неловкое положение. Боже ты мой, как мало мы знаем, как мало нам говорят! И тем не менее кажется маловероятным, что насаждение ислама случится у нас. Festina lente.

Гадкое происшествие и очень неприятная ссора с полк. Л. Пять или шесть человек, работавших на строительстве мечети, решили уйти. Им надоело, что их маршем водят из барака и обратно, что на них орут, что их проклинают, что им угрожают. Они хотели выйти из «Свободных британцев» и вернуться в ряды профсоюза строителей. Их увели под усиленным конвоем. Больше их не видели. Я спросил, что с ними сталось. Полк. Л. знал, но отказался мне говорить. Дисциплинарные взыскания в отношении нарушителей дисциплины необходимы в любой армии, сказал он. Какое дисциплинарное взыскание было применено? Я хотел знать и все еще хочу. Не важно, ответил Л. Они были наказаны. Мятеж непозволителен. Расстрел? Их расстреляли? Нет, конечно, нет, мы не расстреливаем своих же. Но, как я сказал, это не наши люди, это всего лишь те, кто пришел к нам ради денег. Скажите, я хочу знать. У вас нет права знать. Пора вам принести присягу. Скажите, не унимался я, и к черту вашу долбаную присягу. Не ругайтесь при мне, лейтенант Джонс. И так далее, и так далее.

Я решил потихоньку улизнуть. Можно примкнуть к мародерам. Можно преподавать историю в каком-нибудь ПУ. Царит большая неразбериха, конфликт размыт, границы не определены. «Свободные британцы» свободно общаются с бастующими (сперва сняв форму и облачившись в стыренное гражданское), чтобы восстановить толику человеческой порядочности. Многие забастовщики хотят вернуться к работе. Сильна коллективная тоска по отменному куску мяса, бутылке пива и тихому вечеру у телевизора. Громкоговорители профсоюзов на грузовиках (теперь их меньше, поскольку нет бензина) глушат воплями. Но, разумеется, и кричат им «Ура!». Строители мечети работают как из-под палки. Бригадирами у них теперь исключительно сержанты, вооруженные пистолетами, но пускающие в ход дубинки. Это опухоль, которая должна рассосаться или быть излечена. Но как?

Тринадцатая ночь Всеобщей забастовки стала ночью больших пожаров. Тех, кто верил, что они были делом рук сынов пророка, вскоре разубедил вид зрелищного разрушения высокого и узкого здания на Стрэнде (здания настолько тонкого и островерхого, что сами арабы называли его Мибрад Азайр – «Пилка для ногтей»), отданного под исламскую поп-культуру. Многие действительно ясно понимали, почему за «свободными британцами» стоят арабские деньги, что создали их для того, чтобы в отчаянные времена иметь наготове организацию, которая, существуя вне рамок синдикалистского завета, могла бы защитить или консолидировать остатки арабской собственности. Разумеется, службы пожаротушения не прервали забастовку, но предоставили свое оборудование тем, кто хотел бороться с пожарами, хотя и ворчали, дескать, слишком уж большие вольности они себе позволяют. «Свободных британцев» чуть ли не штыками гнали тушить пожары. Но среди ночи, когда пожары полыхали ярче всего, внезапно из неизвестных источников вновь появилась наличность, и построения для выплат денежного содержания стали проводить прямо на улицах. К несчастью, часть этих денег тоже исчезала в огне, но от того у импровизированных пожарных прибавлялось рвения, пусть и не умений.

Разумеется, пожары были делом рук Ирландской республиканской армии. Но эта ли свора вечно и наперекор логике недовольных послала бомбардировщики? Пожары тринадцатой ночи Всеобщей забастовки, очевидно, начались с поджогов на земле, но к 2.35 утра следующей ночи пожары, опустошавшие доки и даже охватившие несколько порожних сухогрузов на Темзе, были воздушного происхождения. По утверждению экспертов, история знала только одного летчика-ирландца (прославленного в знаменитой поэме Уильяма Батлера Йейтса). По большей части ИРА была сухопутной армией, да и где бы она нашла деньги, чтобы купить или арендовать бомбардировщики?

Наутро пятнадцатого дня ВЗБ сбитые с толку лондонцы потянулись за невидимым и неслышимым бараном-вожаком к Трафальгарской площади. Здесь традиционно кричали о своем недовольстве, разглагольствовали об обидах. Здесь из уст того или иного лидера слова утешения и ободрения. Четыре лежачих льва думали свои мысли, а в вышине одноглазый, однорукий (и, как говорили вульгарные, одножопый) герой великого морского сражения как будто упивался воздухом, который сегодня напоминал охлажденное «Пуйи-Фюме». Бев стоял на самом краю огромной, бормочущей, обтрепанной, побитой, выздоравливающей (а уместно ли тут слово «выздоравливающей»?) толпы. Толпы, напирающей и ворчливо терпеливой. Но на что-то надеявшейся. На основание колонны пока никто не вскарабкался. Впрочем, разумеется, официально никто ничего не знал. Несколько дней ходили упорные слухи о готовящемся на Трафальгарской площади митинге, но слухи – всего лишь шум. По углам площади тупо лопотали громкоговорители. Ну и отличная же мишень для фаланги бомбардировщиков, подумал Бев. Но небо было чистым, ясным и пустым. В толпе Бев увидел мистера Петтигрю, а рядом с ним – дородных профсоюзных лидеров. Что им мешает залезть на постамент и начать красноречивую диатрибу о чем-нибудь? Но все ждали. В небе кружили голуби, комично бомбардируя лондонцев погадками или тщетно выискивая, где бы приземлиться пониже. Послышались ироничные крики «ура», когда какой-то меткий стрелок снял одного из духового ружья. Но были и такие, кто ворчал, дескать, надо оставить бедных птичек в покое. Потом возникло шевеление, нарастал гул. Гул, выжидательный и удивленный. С Пэлл-Мэлл приближался кортеж автомобилей. Наиболее ловкие из ожидающих лондонцев запрыгнули на постамент, чтобы лучше видеть. Раздался крик: