Равноденствие - Даха Тараторина

– Ну типа того. Вообще, как потом созналась, припугнуть хотела. Она ж тоже не шибко наивная, не развешивала уши, когда он клялся, что женится. Но и так оставлять дело не собиралась. Прочитала какую-то абракадабру. Ну, говорит, отныне поменяешься ты местами с женщиной, почувствуешь, каково нам живётся. Но что-то не так пошло, коза эта влезла, гром-молния… А, ладно, вру. Никаких молний, токмо гром. Да и то, по-моему, этот рыжий воздух со страху испортил. В общем, гля, а у нас заместо этой парочки – козёл и девка. Мы и так, и эдак, обратно – ни в какую. Ну матушка и насочиняла, что вернёт им прежние обличья, когда ей службу сослужат. Что дальше случилось, я уж не знаю. Мне тогда велели во дворец идти сдаваться. Ну а Эделину, как она решила по-благородному назваться, к вам отправили. Сюда привести, когда срок настанет. Оно и правильно: ведьма бы только больше внимания привлекла, людям доверия нет. А зверь не обманет, не передумает. Тем более мотивация ого-го какая!

– В общем, все счастливы.

– Это как посмотреть, – задумчиво протянула Брианна, оценивая, насколько сильно впился острый рог чёрной козочки в улепётывающую филейную часть провинившегося ловеласа.

– Неужели Иона настолько сильна? Она действительно способна превратить человека в зверя? – смех смехом, а на это обратить внимание не мешало бы.

– Куда там! Матушка сама не поняла, почему проклятье именно так сработало. Почему сработало вообще. Рассуждала на тему тотемного животного и истинной связи, но так ничего и не придумала. Что-то мне подсказывает, что слишком слаба она была, хоть до Источника от её дома рукой подать.

– А теперь?

– А теперь, выходит, стала намного, намного сильнее. С чего бы? – Бри многозначительно кивнула на домик, где спала Вирке. Моя Вирке. Моя беззащитная, снова доверившаяся не тому, Вирке. Что если Иона не стала сильнее? Что если она использовала чужую магию и просто взялась проверить, на что та способна? – Смекаешь? – торжествующе закончила подруга.

Я смекнул. Как обычно, слишком поздно.

– …Лишь выбор. Правильный или нет, но наш! – послышался из-за дверей голос, от которого внутри всё сжалось и рухнуло вниз, а потом взлетело, окрылённое сумасшедшей надеждой.

Иона ответила спокойно, мягко, но так, что сомнений не оставалось – пора!

– Что ж, тогда тебе придётся объяснить это ему.

– Нет. Я не вернусь домой.

– Придётся, – настояла ведьма.

Я разорвал стремительно густеющие сумерки, нащупал ручку и распахнул дверь резче и требовательнее, чем собирался:

– Придётся, – подтвердил я. – Потому что я уже нашёл тебя.

– Не прикасайся ко мне!

– Вирке!

– Не трогай! Убирайся!

– Вирке!

– Не смей даже приближаться ко мне!

– Вирке, гоблин тебя раздери!

Одна тарелка; вторая; третья; чугунок с недоеденной кашей; поленце.

Белен уворачивался, терпеливо приближаясь. Хмурый, серьёзный, упрямый. Неотвратимый. И такой до дрожи в коленях манящий, что хотелось просто закрыть глаза и позволить ему сделать всё, чего он хочет. Не решать, не думать, не бояться. Просто принять.

– Стой на месте! – я запустила в него веретено, угодила в плечо, но, разумеется, не причинила ни малейшего вреда.

– Какого гоблина?! Ты серьёзно считаешь, что я хочу тебя обидеть?!

– Я ничего не считаю! Я просто не хочу тебя видеть!

Иона позволила увести себя какой-то вертлявой девчонке в дурацком венке и, заявив, что нам с братом следует серьёзно поговорить, вышла за дверь. И заперла её! Снаружи! Проклятая стерва!

– Я спалю тебя дотла! – предупредила я, не чувствуя в себе ни силы, ни желания осуществить сказанное. Хотелось скулить от беспомощности, забиться в угол.

Он замер на месте и протянул руку, надеясь, что я обопрусь на неё и спущусь со скамейки, на которую только что запрыгнула, как от огромного паука.

– Я просто хочу поговорить. Вирке, мы столько лет провели вместе! Ты действительно думаешь, что я способен навредить тебе?

– Я не думаю – я знаю. Навредить, наврать, наброситься… Не верю ни одному твоему слову! Отойди назад! Немедленно!

Он утробно глухо зарычал, изо всех сил стараясь не показывать, как сильно ненавидит меня. И он имел на это право. Я оттолкнула его, оскорбила, унизила, бросила, даже не обернувшись. Чуть не убила, в конце концов! Единственное, для чего он мог искать меня, – месть.

Белен запустил пальцы в волосы, растрепав и без того уже не слишком аккуратный хвост, замер, сдавливая ладонями затылок так сильно, что, кажется, я расслышала хруст, прикрыл глаза, сжал губы и медленно шумно проглотил слюну или рвущиеся наружу ругательства.

Когда он вновь открыл глаза, он смотрел на меня так, как смотрел лишь однажды: когда открыл своё сердце, а я в ответ ударила его. Сжигающая боль, обида, злость, жестокость, способная поглотить целиком и заставить творить ужасные вещи, сдерживаемая чем-то незримым, грозящим разорваться после каждой новой ошибки. Его или моей.

Он подошёл, уже не пытаясь увернуться от летящей в него посуды. Разбитая чашка в кровь рассекла губу, но он и не моргнул.

Ближе. Ближе. Ближе. Слишком близко. Так, что не осталось сил терпеть.

Я закричала, вложила в вопль весь страх, всю горечь – ладони запылали невыносимо жарким огнём, терзающим кожу и грозящим уничтожить каждого, кто притронется к нему. Как меч без рукояти, оголённое лезвие, раскалённый прут, обжигающий нас обоих.

– Не надо, – не то умоляя, не то угрожая, прошептала я.

Он сцепил пальцы на моих запястьях, потянул, заставляя спуститься, обжигаясь, мучаясь, но не желая сдаваться.

Его руки краснели, грозя навсегда остаться изуродованными шрамами, сливались в пламени с моими в единое целое, делили жар на двоих… И жар сдавался. Ещё пульсировал охватившей обоих болью, ещё отзывался всполохами умирающего сияния, но шёл на спад, отступал, прятался.

Белен отпустил мою сразу безвольно повисшую руку, требовательно сжал талию, вынудил стать как близко, как я не хотела; не должна была хотеть! Очень медленно, опасаясь, что огонь вспыхнет вновь, отпустил вторую ладонь, прошёлся пальцами вдоль спины, запутался в волосах и так же медленно, но сильно, уверенно, жёстко натянул их, заставил откинуть голову назад, снизу-вверх посмотреть в глаза, вспыхнувшие холодным светом, выдохнул прямо в приоткрывшийся от ужаса рот, заставляя проглотить каждое слово, судорожно вбивая его в глотку:

– Ты никогда не сможешь от меня сбежать. Я всегда буду с тобой. Как бы ни пыталась, как бы не спешила, я всё равно найду тебя. Поймаю, схвачу и запру в гоблиновом подвале, пока не начнёшь, наконец, хоть немного соображать. Я не пытаюсь тебя обидеть! Я хочу защитить тебя!