Страсти в нашем разуме. Стратегическая роль эмоций - Роберт Фрэнк

Если ваша жена вышла за вас, потому что вы предложили самые выгодные возможности обмена, она мигом бы вас бросила, если бы актер Том Селлек купил дом по соседству и объявил, что свободен. (Даже если бы Селлек потом оставил ее, она могла бы получить выгодный контракт на книгу обо всей этой истории.) Однако если она вышла за вас, потому что любила вас, есть разумная вероятность, что она останется. Эта уверенность дает людям возможность осуществлять совместные инвестиции, которые составляют столь важную часть успешных брачных отношений.

Подобно тому как любовь может выполнять роль пряника, заставляя людей не прекращать отношений, она может и оборачиваться кнутом, наказывая их за то, что они ушли. Точнее, это происходит в силу того, что узы привязанности дополняют отношения чувством вины. Как отмечалось, нарушение обещания, данного незнакомому человеку, вызывает у большинства чувство вины. Но еще сильнее чувство вины, вызванное нарушением обещания, данного другу. А сильнее всего будет вина от того, что ты предал любимого человека. С учетом всего этого неудивительно, что транзакции, требующие доверия, так часто включают людей, любящих друг друга.

Отношения, основывающиеся на бескорыстной любви, имеют дополнительное преимущество перед отношениями, основанными на обмене, — это преимущество вытекает из природы человеческой мотивации. Вспомним, как мы говорили в главе III о том, что рациональная оценка — всего лишь одна из множества составляющих, задействованных в механизме психологического вознаграждения. Рациональные расчеты зачастую проигрывают другим, более базовым формам подкрепления. Мы, например, видели, что в мотивации участвуют биохимические силы, не связанные с материальными выигрышами от приема пищи. Люди с избыточным весом могут знать, что в их интересах есть меньше, но все равно вынуждены бороться с аппетитом.

Сексуальная мотивация несколько отличается. Возбуждение частично, но только частично, опосредуется рациональными силами. Хотя многие люди вроде бы не готовы это признать, у большинства это просто встроено на биологическом уровне. Биологи Джон Кребс и Ричард Докинз отмечают самоуверенное превосходство, с каким многие люди смотрят на то, что животное механически реагирует на какой-то стимул из внешней среды[165]. Нас, к примеру, забавляет агрессивная реакция самца колюшки на красный почтовый грузовик, когда он попадает в его поле зрения. По сути дела, такие же реакции таятся и внутри нашего тела:

Абсолютно рациональный человек, женившийся лишь в расчете на выгодный обмен, может страстно клясться в верности, хорошо понимая, что он потеряет, если отступится от своих клятв. Но в силу природы механизма подкрепления он все равно может испытывать болезненное искушение. Вспомним, как в главе IV мы говорили о том, что привлекательность материальной награды обратно пропорциональна откладыванию ее осуществления, что приводит к тому, что часто мелкие непосредственные вознаграждения ошибочно выбираются вместо более крупных, но более отдаленных. Трудность с незаконными романами в том, что награду получают сразу. А расплата за нее, наоборот, оказывается неопределенной и относится к будущему и потому подвергается сильному дисконтированию, согласно соответствующему закону (см. главу IV). Проблема уклонения от обманчивых сексуальных вознаграждений встает даже перед наиболее стойкими в своей рациональности брачными партнерами. Поведение, к каковому побуждает материальный эгоистический интерес, может быть совершенно ясным. Трудность в том, как его осуществить.

Человек, чей брак основан на любви, имеет врожденное преимущество при решении этой проблемы. Любовь к партнеру создает дополнительные затраты в случае романа — такие, какие человек испытывает сразу. Поскольку ему приходится эмоционально расплачиваться за измену любимому человеку в настоящий момент, есть хотя бы небольшой шанс, что эта расплата может перевесить непосредственную привлекательность романа. Сугубо рациональному материалисту, не несущему непосредственных затрат, будет гораздо труднее соблюсти клятву.

Похожие проблемы с воплощением замысла возникают и в связи с другими перипетиями семейной жизни. Западные брачные обеты обычно включают клятву оставаться рядом и в горе, и в радости. Один из партнеров может тяжело заболеть или страдать от периодических приступов депрессии. Даже настоящий материалист захочет переждать эти трудности, дабы получить предполагаемый доход со своих долгосрочных инвестиций в брак. Здесь, однако, поведение, диктуемое разумом, опять-таки необязательно должно совпадать с поведением, которому благоприятствует механизм подкрепления. В разгар тяжелого периода расплачиваться приходится прямо сейчас, тогда как награды ждут только позднее. Следовательно, настоящему материалисту будет труднее пережить период семейных неурядиц, даже если он знает, что ввиду будущих наград ему рациональнее переждать.

И проблема обязательства, и проблема осуществления подсказывают, почему отношения, мотивированные исключительно материальной выгодой, могут оказаться менее успешными даже с точки зрения брака, чем отношения, мотивированные иррациональной любовью. Возможно, Шекспир был прав, говоря: