Маска ночи - Филип Гуден

В обычное время моя совесть ужаснулась бы подобному нарушению границ частной собственности. Но время больше не было обычным. Чума уже переменила повседневную, размеренную жизнь города. Странная то была пора. Множество мелочей указывало на это, вроде более частого перезвона церковных колоколов и запустения уличных рынков, равно как и запрет на наши представления в «Золотом кресте». Улицы стали не так многолюдны, за исключением площади Карфакс, где вывешивались списки умерших и где пророки продолжали свое богоугодное дело. Я наблюдал за еще одним таким в это самое утро, и на этот раз поблизости не случилось Ральфа Бодкина, чтобы разогнать толпу. Оратор – не Том Лонг, но другой человек – был сравнительно мягок. Он ни на кого не нападал, но призывал своих слушателей к покаянию, и они отвечали ему так же слабо.

Однако таверны по-прежнему заполнялись до отказа и, если вспомнить бордель на Шу-лейн, толпы клиентов стекались в публичные дома. В какой-то мере это только подтверждало, насколько серьезны были обстоятельства, ибо что-то исступленное было в спешке, с которой люди стремились получить свои удовольствия. Полагаю, кое-кто из тех, кто тратил свои последние шиллинги на последнюю шлюху или десятую кружку пива, был из числа тех же достойных граждан, которые слушали, кивая головой и сокрушаясь сердцем, покаянные призывы проповедников на Карфаксе. Еще кружку пива перед могилой, а? Я бы и сам так разрывался: старался бы выбить себе местечко на небесах, но хотел бы и как следует провести последние свои часы на земле. Говорю, разрывался бы, если бы не был занят собственными поисками, стараясь проникнуть в суть оксфордской загадки.

В любом случае все это, возможно, не извиняет нашего незаконного вторжения в богатый дом на Гроув-стрит. Но, вероятно, его объясняет. К счастью, в этой авантюре я участвовал не один. Мне не пришлось долго убеждать Абеля помочь мне. Прежде всего, мне не требовалось больше уверять его в истинности своего рассказа – он своими глазами видел эти закутанные тени, проплывшие мимо нас под маской ночи, и, быть может, чувствовал, что именно его паническое бегство позволило им ускользнуть. Как бы то ни было, он, кажется, охотно готов был задержаться в Оксфорде еще на день или два, утверждая, что в Лондоне чума грозила бы ему не меньше, чем здесь.

Мы доверились Джеку Вилсону, испытавшему столь недавнее разочарование в своей интрижке с женой торговца шерстью. Я поделился с ним своими подозрениями: что среди тех, кто законно вывозит трупы, затесалась шайка из двух или трех типов, которые решили воспользоваться болезнью и проникали в чумные дома в масках-капюшонах.

Как только они оказывались в доме, якобы для того, чтобы вынести тела, наши «друзья» прибирали к рукам лучшее из того, что можно было унести, – вроде серебряных солонок или подсвечников. Это добро легко вывезти одновременно с трупами, которые погребались в общих могилах на краю города. Как будто бы для их пущего удобства власти, чтобы уменьшить общественную тревогу, в чумных распоряжениях указали, что трупы должны вывозиться вечером или рано утром, как в случае госпожи Рут. Такие отрезки времени на границе ночи делали злодеев еще более безнаказанными.

Занимались эти негодяи именно тем, в чем обвиняли смотрительниц на Кентиш-стрит их саутворкские соседи, хотя и в меньшем масштабе. Они грабили мертвых.

С Джеком я не стал вдаваться в подробности и говорить, что в этом деле замешано нечто большее, чем просто ограбление. Я был уверен, что некоторым из «жертв» чумы помогли расстаться с жизнью с помощью яда, а также чуял, что ограбление было не единственным мотивом. Не то чтобы кража ценных предметов не была достаточным поводом для нескольких убийств. Люди убивают друг друга за какой-нибудь шиллинг, а то и меньше, а уж богатый улов из мертвых домов стоил сотен, даже тысяч шиллингов. К тому же закон наказывает одинаково, крадешь ли ты шиллинг или чью-то жизнь. Так что, если тебя повесят за одно преступление, точно так же повесят и за цепочку куда более тяжких…

Все же эти измышления не совсем подходили к случаю. Все это злодейство и коварство – не то монашеские, не то птичьи костюмы, хитроумное использование ядов, чума как прикрытие для убийства – все это казалось каким-то чрезмерным. Это не соответствовало цели – заурядной краже нескольких вещей, какова бы ни была их стоимость. Тем не менее плохой вор мог счесть это выгодным делом. Кто знает, чем привыкла уравновешивать свои весы подобная личность? И все-таки я был уверен, что за всем этим кроется нечто большее.

Итак, Джек, Абель и я совещались. Я описал неудачу, постигшую нас при попытке выследить Кита Кайта и его сообщника на Шу-лейн. Наша добыча тогда ускользнула. Джек тут же пустился в бессвязный рассказ о каком-то эпизоде из своего детства, когда его отец на охоте посоветовал ему самый действенный способ поймать дичь: не преследовать ее, а подстроить так, чтобы она бежала или летела в твою сторону. Так родилась идея обманом заставить Кита Кайта и его сообщника прийти к нам – точнее, ко мне – и посмотреть, куда все это нас (точнее, меня) заведет. А осуществить это можно было, представив меня умирающим от чумы, если уж эти типы слетаются на больных чумой, как мухи на гниющее мясо.

– Отлично, – сказал я. – Но есть одно маленькое «но». Я – насколько мне известно и слава богу – не умираю от чумы.

– Ты актер, Ник, – ответил Джек, – а Абель, как я заметил, ловко управляется с гримом. Он мог бы раскрасить тебя так, будто ты болен или умираешь.

– Я это делал довольно часто, – согласился Абель, озадачив Джека.

– Это не сработает, – сказал я. – Прежде всего, если я прав и эти двое грабят покойников, когда вывозят их, то с усопшего актера им нечем будет поживиться. Едва ли у меня есть что-то кроме лишней рубашки и пары книг – и ненамного больше осталось в Лондоне. Нет, нам нужна наживка получше. Нам нужен зажиточный гражданин Оксфорда.

– Вроде Эдмунда Коупа.

– Кого?

Вместо ответа Джек Вилсон изобразил рога – так же, как Вилл Сэдлер, когда отзывался о другом Джеке – Джеке Давенанте, хозяине «Таверны».

– А, тот, что управляется с шерстью? Так его зовут, Коуп?

– Тот, с чьей женой ты управлялся, – добавил Абель.

По гримасе Джека видно было, что мы задели его за живое. Он больше не говорил так развязно о Марии. Очевидно, его ранил ее внезапный отъезд – как будто она не имела права спасать свою шкуру.

– Коуп – зажиточный гражданин Оксфорда. У него прекрасный дом на Гроув-стрит, – сказал Джек.

– И пустой, как ты говорил.

Наступила пауза.

– Что ж, тогда… – сказал я.

Вот так я и оказался распростертым на кушетке в чужом доме, пока мой друг Абель Глейз ползал на коленях по полу, вывалив перед собой содержимое своей сумки. Меня собирались превратить в мертвеца.

Забраться в дом Эдмунда Коупа оказалось несложно. На самом деле для этого понадобилось лишь повернуть ключ в замке. Джек как-то раздобыл ключ, то ли податливая Мария дала ему его, то ли он завладел им иным путем – каким, я не хотел спрашивать. Спеша уехать, жена торговца отбыла вместе со слугами (которые, без сомнения, еще больше жаждали покинуть охваченный чумой Оксфорд, чем она) и оставила дом не таким надежно защищенным, как могла бы. Так что хватило одного ключа.