Альтернативная линия времени - Аннали Ньюиц

Мы сняли уютную комнату на постоялом дворе, пользующемся любовью англоязычных ученых. Из крошечного окошка открывался вид на древний храм Аль-Хазна, чьи тщательно обработанные колонны выступали из грубой поверхности скалы подобно какому-то архитектурному видению. За фасадом скрывались Машина и техники, обеспечивающие ее работу. Мы находились во времени на несколько десятилетий раньше образования Хронологической академии, поэтому здесь путешественникам приходилось иметь дело с бюрократией Османской империи в лице многочисленных чиновников, военных и священнослужителей.

Устроившись в комнате, мы немного развлеклись, прогулявшись по городу в поисках места, где можно было бы поужинать. Вечерело, и вертикальные улицы Ракму кишели людьми из самых разных времен и самых разных мест. Высокие украшенные скалы наполовину скрывали закат, заполняя дно ущелья розовыми сумерками, в то время как верхушки минаретов у нас над головой сияли оранжевым. За столиками кафе, которыми были сплошь усеяны улицы, сидели ученые, куря и наслаждаясь сладким черным кофе, а тем временем уставшие после трудового дня чиновники запрыгивали в визжащие вагоны трамваев, расползающихся по окраинам города. Местные жители нынешней эпохи, в европейских и восточных одеждах, двигались сквозь толпы, одетые в полихронологическую мешанину из вискозы, льна, конопли и каких-то непонятных тканей, сотворить которые мог, вероятно, только многофункциональный инструмент. Несомненно, Ракму был самым хронологически пестрым городом в мире и, как оказалось, попал в число немногих мест, где я чувствовала себя дома. Здесь никто даже не пытался делать вид, будто история строго зафиксирована. Да и как это было бы возможно, когда повсюду вокруг Пещеры архивов, свидетельствующие о бесчисленных редактированиях, изменяющих линию времени?

За ужином из сочной ягнятины с овощами Софа попросила меня рассказать подробнее оПещерах архивов.

–А нельзя просто определить, где искривилась эта линия времени, изучив то, что здесь оставили другие путешественники? Выявив изменения, мы их отменим.

–Быть может, в этих пещерах осталась только ложь!– процедила Морехшин, не выпуская изо рта сигару.– Пропаганда из другой линии времени.– Она начала курить и пристрастилась к мясу, но по-прежнему не притрагивалась к кофе.

–Не думаю, что все настолько мрачно,– посмотрела на нее я.– Очевидно, люди предвзято рассказывают о своей собственной линии времени. История полна преувеличений и ошибочных толкований. Но, Софа, без этих пещер я бы никогда не узнала о том, что мне нужно побывать в«Алжирской деревне». Существуют неоспоримые свидетельства того, что Комсток стоит в центре глубокой ревизии, которая начнется после Колумбовой выставки.

Морехшин стряхнула пепел на брусчатую мостовую.

–Тесс я нашла также благодаря Пещерам архивов. «Комстокеры» появляются во многих линиях времени. Как иГарриэт Табмен.

–«Дочери Гарриэт».– Софа выдохнула это название так, словно взывала к сверхъестественным силам. Затем она повернулась кМорехшин.– В твоем времени «Дочери» также существуют?

–Нет. Вот почему я вернулась в прошлое, чтобы их найти.

–Но Гарриэт Табмен является частью вашей линии времени?

Похоже, ее слова развеселили Морехшин.

–Все мы принадлежим одной и той же линии времени. Она всего одна.

–Но вы обе постоянно говорите о том, что линий времени много. И тот «комстокер», Эллиот… Он заявил, что помнит мир, в котором у женщин нет избирательного права. Где же тогда все эти остальные линии времени?

–На самом деле это… потенциальные возможности. Версии, которые были отброшены. Невидимые нарративной силе.– Очевидно, внутренний переводчик Морехшин работал на пределе своих возможностей.

–В определенном смысле линий времени много,– попыталась объяснить я.– Однако в нашей вселенной существует только одна линия. Все другие остаются лишь возможностями. Каждый раз, когда мы изменяем историю, мы словно вставляем в нашу линию времени фрагмент из какой-либо другой. Чем больше редактирований мы осуществляем, тем больше наша линия времени начинает походить на лоскутное покрывало. Вот почему путешественники помнят много линий времени. Каждый из нас помнит ту линию, которая существовала до внесения изменений. И впамяти каждого путешественника «лоскутное покрывало» свое, несколько отличающееся от всех остальных.

–Иногда сильно отличающееся,– добавила Морехшин.

–Такое случается крайне редко,– твердо возразила я.– Есть те, кто по-прежнему считает, что линию времени вообще невозможно изменить.

Софа широко раскрыла глаза.

–Но ведь так много свидетельств… Все ваши воспоминания…

Мне вспомнились научные конференции, на которых уважаемые ученые мужи категорически отрицали существование линии времени, в которой аборты были разрешены. И тут все сводилось к простой дилемме: наше слово против их слова. Вот только на их стороне было положение в научном сообществе.

–Софа… Очень трудно научно доказать, что какое-то событие имело место в предыдущем редактировании линии времени. Даже если вПещерах архивов сохранились свидетельства этого. Как сказала Морехшин, это может быть сплошной ложью. Есть те, кто считает, что такие путешественники, как мы, фальсифицируют воспоминания, чтобы разрушить текущую версию истории. Вот почему мы должны верить друг другу.

–То, что я прочитала про Аниту вПещере архивов подчиненных,– кивнула Морехшин,– является правдой.

Софа уставилась вдаль, на птичек, моющих перья в фонтане.

–Вы когда-нибудь задумывались над тем, что, возможно, существует много линий времени, являющихся настоящими? Быть может, всякий раз, когда вы изменяете историю, вы переходите на новую линию времени, оставляя своих сестер в старой, где им приходится… самим сражаться за себя. Без вашей помощи.– У нее в глазах мелькнула сильная боль.– В конце концов, единая вселенная и множественные вселенные, с нашей точки зрения, выглядят одинаково.

Я ласково обняла ее за плечо.

–Линия времени всего одна. Геоученые могут доказать это математически, но можно также представить все так, будто Машины подобны… нитям. Они сшивают отдельные лоскуты в единое «покрывало».

Морехшин ничего не сказала. Она сидела, угрюмо уставившись на брусчатку у себя под ногами, и, как я ни старалась, я не могла понять, в чем дело.

Ирвин, Верхняя Калифорния (1993год н.э.)

Я осознавала, что рано или поздно это случится. Я спустилась на ужин босиком, и отец, вскочив со стула, схватил меня за руку с такой силой, что я ахнула.

–Поднимись наверх и обуйся! На первом этаже мы всегда ходим в обуви!

Возражать было бесполезно. И все же я не удержалась и украдкой посмотрела на мать – меня не покидала надежда, что однажды она обратит внимание на то странное, что творится в доме. Но мать читала методическое пособие и нас не замечала. Отец яростно сверкнул на меня глазами, а яподумала, поставил ли под сомнение кто-либо, кроме меня, эту счастливую семейную сцену. Из духовки доносился аромат чего-то с перцем, стол был накрыт. Свет клонящегося к закату солнца проникал сквозь листву апельсинового дерева у нас во дворе, по ограде из шлакоблоков, отделяющей наш дом от соседей, кралась кошка. Все казалось неумолимо нормальным, вплоть до жужжания кондиционера.