Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук

Имея многократный перевес, большевистские части не смогли одолеть юнкеров. После многодневных боев стороны подсчитали потери и пришли к выводу, что лучше все же договариваться. Большевики потеряли убитыми более 400 человек, юнкера – около 50, еще приблизительно столько же погибло мирных жителей.

Большевики уступили и согласились на передачу власти губернскому комитету, построенному на коалиционных началах. Юнкера обязались сложить оружие.

Наивные мальчишки поверили в нерушимость условий переговоров. Они сдали оружие, но никакого губернского комитета не получили. Для большевиков мирный договор не имел ни малейшего значения. Зачем его вообще выполнять, если больше нет вооруженного противника? Участь юнкеров была незавидной.

Сергея разбудил звонок мобильного телефона. Спросонья он нажал не ту кнопку, и трубка притихла на минуту, но затем вновь зазвонила с новой силой. Он посмотрел на часы. Они показывали половину восьмого утра.

– И кому охота будить в такую рань? – выругался он.

Но, очухавшись, понял, что в Томске-то уже вечер. Это его проблемы, что он до сих пор не смог адаптироваться к местному времени. Заснул рано, а после полуночи проснулся и всю ночь читал рукопись, только под утро забывшись сном.

– Коршунов! Ты куда исчез? Ты вообще думаешь помогать семье? Мы тут, понимаешь, живем впроголодь, а он по Европам и Америкам гастролирует. Хорошо устроился. Сегодня же вышли мне денег. Пять тысяч долларов. И не меньше. Иначе можешь считать, что у тебя нет семьи…

Людмила еще что-то говорила относительно отцовского и супружеского долга, но эту сентенцию он пропустил мимо ушей, закуривая сигарету.

– Я же оставил тебе денег перед отъездом, трех дней еще не прошло…

Его невинная реплика вызвала настоящий визг:

– А ты сам пробовал прожить на тысячу евро? Разве не знаешь, как дорого всё в Томске? Я почти половину этих денег потратила на коммунальные платежи, заплатила за гимназию.

– А остальные – на что?

Он явственно представил, как она бегает по комнате с трубкой.

– Да, однажды я съездила в дамский клуб. Сделала массаж и прическу. А что, не имею права заняться собой? У меня пока есть муж, который обязан заботиться обо мне!

Она притихла, а потом неожиданно ласково промурлыкала в трубку:

– Ну, Серж, лапонька, не упрямься, пожалуйста, и вышли нам денежек. Мы же все-таки тебя любим.

Он не мог устоять, когда она так подлизывалась. Но сейчас у него с деньгами было совсем туго. Жаклин еще до конца не объяснила цель его прилета в Канаду. Какие-то туманные намеки, недоговоренности. Хорошо, что за квартиру платить не надо, иначе – вообще бы труба. У него оставалась заначка в тысячу долларов, но не было обратного билета, а взаймы у новых родственников просить не хотелось.

– Люд, у меня правда нет денег.

– Так возьми у родичей. Они же у тебя богатенькие. Они тебя вызвали, пусть компенсируют расходы. И что, тебе разве больше ничего не обломится от прадедова наследства?

– Не знаю. Мы об этом еще не говорили.

– А что ты вообще там делаешь?

– Читаю рукописи Петра Коршунова.

– И всё? – удивилась она и выпалила в сердцах: – Короче, читатель, либо ты сегодня же высылаешь мне по «Вестерн Юнион»[106]пять штук баксов, либо я считаю себя свободной от супружеских обязательств и начинаю заново устраивать свою личную жизнь. И моему терпению приходит конец. Я больше не могу жить с мямлей. Если ты не заставишь свою канадскую родню раскошелиться и отдать тебе все наследство, то живи лучше в нищете один. Я к прежней жизни не хочу возвращаться. И вообще, оставайся тогда в Канаде!

– Я подумаю, – ответил он, стараясь сохранить хладнокровие, и только спросил: – А как же Кирюха?

– За него не переживай. У него будет новый папа, который сумеет о нем позаботиться.

Поскольку он промолчал, она снова спросила:

– Так вышлешь мне денег?

– Нет.

– Что ж, тогда прощай, муженек!

Она отключилась. А Сергей еще долго сидел на диване, размышляя о том, какая все-таки странная штука жизнь.

И в бедности они жили не так чтобы душа в душу. Иногда ссорились, случалось, что и по-крупному. Людмила забирала сына и переезжала к своей матери. Он попивал. Мог не прийти ночевать домой. И тогда жена закатывала ему истерики. Она пилила его из‑за нехватки денег, но знала, что взять их ему негде. Сколько мог, он зарабатывал и почти все приносил в семью. Перебивались от зарплаты до зарплаты, занимали у друзей и знакомых. И могли бы еще долго так жить, если бы не золотой дождь в виде прадедова наследства.

Достаток сильно изменил Людмилу. Она стала больше заниматься собой, одеваться в модных магазинах, посещать дорогие косметические салоны, ужинать в ресторанах и тусоваться в ночных клубах. Сергею же светская жизнь не нравилась. Вкуснее домашнего борща и котлет с картофельным пюре для него на свете ничего не было. Изыски японской, мексиканской или китайской кухни он вообще не понимал. Кривляния под кислотную музыку при тусклом свете неоновых огней – тоже. Ему бы забиться дома в кресло да почитать какую-нибудь умную книжку. А тащиться куда-то в ночь-полночь, не спать, заводить нужные знакомства, ухаживать за расфуфыренными дамами – увольте. Людмила же всю жизнь мечтала именно о такой жизни.

– Я наконец-то полюбила себя, – однажды жена ответила на его вопрос, куда она так поздно наряжается.

Новую квартиру выбирала она и оформила ее на себя. Конечно, при разводе он мог бы по закону требовать половину совместно нажитого имущества, но ведь там остается его ребенок. И поэтому никакого раздела не будет. Людмила об этом знала.

Он поскреб растрепанную после сна шевелюру, пошлепал в ванную комнату, глянул на себя в зеркало и ужаснулся. Помятость была изрядной. Он уже включил душ, но потом передумал и завернул краны. Надел купальные шорты, обулся в сланцы и, накинув на плечи махровое полотенце, отправился в бассейн.

Сообщение о разводе не лишило его душевного равновесия и не увлекло в запой, как рассчитывала жена, а наоборот – дало импульс к новой, здоровой жизни.

Несмотря на ранний час, бассейн уже открылся. Прозрачная вода с подсветкой манила его прохладой и чистотой. Он был первым посетителем. Веснушчатая девушка в очках, читавшая за столиком у входа толстую книгу, приветливо ему улыбнулась. Он тоже ответил ей улыбкой. Бросил полотенце на лежак невдалеке от ее стойки. Приглядевшись, он рассмотрел название и автора книги. Это был Марсель Пруст «В сторону Свана»[107]на французском языке. Коршунов с уважением посмотрел на дежурную. Она поправила очки и, напустив на себя еще более умный вид, уткнулась в книгу.