Пока я спала - Амалия Март

— Стой. А разве это не твоя жена? — снова разворачивает ко мне экран, там видно лицо Марины.

— Это ее сестра, — выходит глухо.

— Вот это ты попал!

— Отдай сюда, — резким рывком выхватываю телефон из рук приятеля и снова оседаю на стул.

Выключаю экран и прикрываю глаза для надежности. Как будто это может помочь стереть изображение с подкорки. Самое правильное решение — одним стремительным действием уничтожить его навсегда, но палец упорно зависает над кнопкой «удалить», никак не решаясь нажать.

Слабак.

— Так и… что за история? — никак не хочет отстать от меня Андрюха. Садится на край стола, того и гляди, закурит прямо в цеху, с видом заправского детектива на допросе.

Я в его личную жизнь не лезу, а он, какого-то черта, из моей свой непомерный интерес не вынимает.

— Закрученная многосерийная мелодрама с потерей памяти и подменой жены, — хмыкаю, смотря на скептическое выражение лица друга.

— Смешно. А похищение с выкупом там планируется? А то без этого драма — не драма, — берет в руку маркер и начинает крутить по столу.

Ну точно, опытный следак на допросе с применением психического воздействия.

— Нет, никакого похищения, только сплошные повороты сюжета.

— Хм, и что же, финал выдавит из зрителя потоки слез?

— Я пока не решил, — задумчиво смотрю на новый слэб[1], зачищенный под эпоксидку, из которого скоро получится стол.

— Чё ты такой тяжелый, Мих, все из тебя клещами тащить надо. Шпилитесь с сестрой за спиной у женушки? — в лоб спрашивает Андрюха, не выдержав образ сдержанного полицая.

Я морщусь от нелицеприятной правды. Шпилимся. Можно сказать и так, да.

— А, собственно, больше рассказывать и нечего, — встаю из-за стола и подхожу к заготовкам для лофтовой столешницы. — Потеря памяти, подмена жены, измена, — говорю, не поворачиваясь.

— Стой, так ты серьезно? — друг вскакивает со стола и тут же оказывается по ту сторону от зачищенного массива дерева.

Я просто киваю, проверяя ладонью поверхность дуба. Не идеально. Нужно еще подрихтовать.

— Кто память потерял?

— Марина.

— А Марина — это…

— Сестра.

— И она…

— Идентичный близнец.

Наш диалог больше похож на партию в настольный теннис: подача — отбивка. Но так даже легче. Язык сам развязывается, хотя еще с час назад казалось, что правда никогда не выйдет из моего рта. Будет навсегда похоронена в сознании, под плитой грызущей совести.

— И ты их типа перепутал? Или они спецом поменялись? — не может скрыть горящие жаждой узнать интересную историю глаз.

— Ни то, ни то. Мне позвонили из больницы, сказали жена поступила с сотрясением, ты помнишь. Приехал — а она меня не узнает. Неделю провели вместе. А оказалось, что это сестра. Маруси даже в городе не было.

— Вот это кино! — восторженно восклицает Андрюха. — И че дальше?

— Ничего. Это всё.

— Так вы того… жили полной семейной жизнью, пока сестричка без памяти была? — напарник картинно потирает два указательных пальца друг о друга, очевидно, намекая на сексуальное действо. А я снова морщусь.

— Жили, — сквозь режущее ощущение в груди, подтверждаю я.

Красивое обнаженное тело стреляет флешбэками в голове. И секундное теплое ощущение счастья прокатывает по венам, тут же превращаясь в колючую боль. Я позволил себе слишком надеяться на счастливый исход. И вот расплата — новый виток терзаний, как после слов «давай поживем отдельно».

И может пора уже признать, что это «отдельно» так затянулось, что назад уже не вернуться? А я как последний идиот держу в голове призрачную надежду на ту жизнь, которую придумал, как только встретил Марусю. Настолько цепляюсь за нее, что не увидел очевидного: передо мной не она. И заигрался с чужой женщиной в семью, о которой грезил все эти годы.

Почему же с ней это было так легко?

— Чувак, тебя Малахов к себе еще не звал? Я б отправил заявку, — хохотом друг вырывает меня из бесцельных дум.

Игнорирую его выпад, надеваю перчатки для работы с деревом и берусь за шлифовальный станок. Работа — лучший способ не задаваться бредовыми вопросами.

Включаю машинку и звуки глушат слова друга. Жаль, они не способны сделать того же мыслями в моей голове. Я прохожусь шлифовальным кругом раз за разом, пытаясь вывести поверхность дерева под ноль, а заодно стереть любые картинки перед глазами. Розовые волосы на моей груди, расстегнутые пуговки на рубашке, смеющийся взгляд.

Черт.

Станок выскальзывает из руки и проделывает ненужный скос на кромке массива.

Я несдержанно матерюсь, выключаю шлифовальную машинку и проверяю пальцами, насколько велик косяк. На самом деле, скос едва заметный, но теперь выводить в уровень придется дольше.

— Слушай, тебе сейчас в руки давать инструмент опасно, — тут же подает голос товарищ.

— Ты еще здесь? — поднимаю на него взгляд. Надеялся, что пошел заниматься своими делами, потеряв ко мне интерес. Но видимо сегодня новость дня — интригующая жизнь Михаила Потапова и его женщин, а не чертовы глянцевые подстолья.

— Да хорош уже херней страдать, Мих. Либо напейся до чертиков, чтоб на завтра вся мысля кристально очистилась, либо иди и разберись со своим многосерийным детективом сегодня.

Есть резон в его словах. Но ни то, ни другое выходом мне не видится.

— Драмой. Это все — сплошная драма, — угрюмо замечаю я, складывая шлифовальный станок на место.

К черту, действительно. Работать в таком состоянии — себе дороже.

— Драма, комедия, детектив, главное, чтоб в конце все хорошей порнушкой закончилось! — гогочет приятель.

Меня коробит его отношение к моей моральной проблеме и особенно слова про низкопробное кино, которым он, очевидно не пренебрегает. Поэтому я предпочитаю удалиться. Какого хрена все так зациклены на этом «расскажи, полегчает», ни на грамм легче от разговора даже с близким другом лучше не стало. Только разбередило какие-то совершенно неподобающие мысли.

Красиво играющий свет от камина на обнаженной коже и сладкие звуки не сдерживаемого женского удовольствия. Клубничные. Мармеладные.

Меня бросает в жар, даже не смотря на ледяной ветер, который бьет в лицо, едва я открываю дверь мастерской. Будь проклят Андрюха с этим своим порно-настроем.

И ее с этими адскими звуками.

Сажусь за руль и минуту тупо барабаню по рулю пальцами, пытаясь придумать, куда поехать. Напарник прав, моим домом последние месяцы в большей степени стал этот цех с его жестким диваном. И квартира матери, где она тихо отвела мне мою детскую комнату «на время». Это «на время» так затянулось, что я чаще просыпаюсь глядя на холодную плитку мастерской, чем на выбеленный потолок уютной квартиры, чтобы ее не стеснять. Моя мать не самый терпимый человек на свете, и, хотя внука любит, наше с ним общество предпочитает минимизировать.