Пока я спала - Амалия Март

Почему до сих пор не озаботился своей квартирой? Да, на мне половина платежа за ипотеку — мы так договаривались и то, что я съехал никак моих обязательств перед семьей не снимает. Но это не главная причина. Основная в том, что я все надеюсь, что мне позволят вернуться. Все жду того самого знака, отмашки, любого шага навстречу, который она обещала дать, как только разберется в себе.

Ведь «на время» — это троеточие, а не жирная точка в конце. И я все сижу и жду, когда оно перерастет во множество запятых. Я устал жить так. Особенно сейчас, когда глотнул этого удовольствия полноценной нормальной семьи. Пусть там роль примеряла на себя другая женщина и справилась с ней выше всяких похвал, но я помню, что это все ложное. Напоминаю себе, что то смесь обстоятельств и собственных желаний, превративших ее в ту, кого я хотел видеть рядом с собой. Она четко продемонстрировала это во вчерашнем разговоре.

Марина быть в этой роли не может, априори не может. А настоящая Маруся, она другая. Знаю, она может быть такой, как я ее вижу, в ней все еще есть та, кого я увидел в метро, кто сбил меня с ног и очаровал болтовней в очереди за кофе. Я точно знаю. Она не могла исчезнуть навсегда.

Уверен, если поговорить… если сделать шаги навстречу, быть настойчивее, показать, как это реально может работать, она со мной согласится.

Маруся просто обязана согласиться.

Словно знак вселенной телефон оживает. На экране светится имя жены, но я отчего-то оттягиваю ответ. Немного теряюсь, потому что еще не сформировал в голове до конца, как же теперь действовать. Но все же отвечаю уверенно.

— Да.

— Миш, сможешь заехать сегодня, поговорить с тобой хотела? — звучит ее мягкий голос.

— Да, конечно. Я как раз закончил работу. Сейчас выезжаю и буду дома через час, — тут же завожу машину, прижав телефон к уху плечом.

Маруся на том конце провода замолкает. Возможно, ее поразило слово «дом», которым я охарактеризовал место, которое таковым уже полгода как не считаю. Пусть привыкает, я намерен бороться за право туда вернуться.

— Нет, через час не очень удобно, мы с Марселем гулять будем. Давай через два, — говорит наконец.

— Давай я приеду и погуляем вместе.

Она снова замолкает, очевидно, обдумывая.

— Ладно, — соглашается в конце.

На этом бьющем ключом адреналине я доезжаю до нашего микрорайона даже меньше, чем за час. Она хочет поговорить, это ли не шаг с ее стороны? Может, и правда, все что произошло за прошедшую неделю привело нас всех, застрявших в каком-то стационаре, к движению? И теперь все будет по-другому?

Марусю с Марселем нахожу на детской площадке во дворе. Сын в коляске, жена сидит на скамейке, хотя и холодно, и что-то пишет в телефоне. Ее светлые волосы выглядывают из-за шапки и кажутся мне отчего-то чужеродными в ее образе. Но я отгоняю эту мысль.

— Привет! — подхожу к ним, заглядываю в коляску. Марсель спит, как и всегда на свежем воздухе.

— Привет, — отзывается Маруся. — Сейчас, погоди, Марина напишет, что села в самолет. А то с нее станется опять во что-то вляпаться.

От упоминания этого имени ломит ребра. Значит, действительно уехала. К своей прежней жизни, к своему греку.

Это к лучшему.

Но какого черта так тяжело дышится? Вот же она — моя настоящая жена. И вот оно — будущее рядом с ней. И волосы у нее правильные. А я сущий придурок, никак не могу сам в себе навести порядок.

— Послушай, — смущенно смотрит на меня Маруся, откладывая телефон. — Давай уже подадим на развод?

Марина

Чертов Кенни.

Чёртовы криворукие греки. Так и знала, что нельзя доверять этим широко улыбающимся мерзавцам, которые уважают сиесту больше, чем свой рабочий график, мою маленькую рабочую лошадку. Сделать — сделали, но как? Через одно привлекательное место. Поработал три месяца — и умер прямо посреди Тихого океана, запечатлев напоследок глубокие синие воды и лица веселых японцев.

И хотя отснятого материала вполне достаточно, до ближайшего материка еще четыре дня пути. Я сдохну тут от качки и безделья.

Мертвый Кенни повисает на шее после очередной попытки оживить его всеми волшебными методами, о которых я только слышала. Понимаю, что винить во всем нужно только себя, я же искупала его в соленом море несколько месяцев назад, но приятнее скинуть ответственность на кого-то другого. Например, огорчившую меня нацию. И хотя всех греков из-за одного конкретного индивида грести под одну гребенку — глупо, я все равно это делаю.

Потому что Никос расстарался.

Никогда не видела мужских истерик, но то, что предстало передо мной, когда я вернулась и выяснила, что мой коварный Адонис забрал Кенни из сервисного центра за меня — не поддается иному описанию. Он ждал благодарную благоверную, а получил разрыв в лицо. Были крики на всю улицу, выбрасывание моих вещей вместе с чемоданом в дверь, угрозу убить себя, меня и Кенни (за что он поплатился кровью), а следом попытки страстного примирения. Но все не возымело эффект.

Я забрала многострадальный фотоаппарат из рук исцарапанного в кровь Никоса, подобрала чемодан с вывалившимися на тротуар трусами и гордо рванула в закат.

Потому что позади уже ничего не ждало. Если, уезжая, я только раздумывала, стоит ли заканчивать наш страстный роман, то вернувшись, убедилась окончательно — то роман остросюжетный, но никак не любовный. Никос уже давно подогревал страсть хорошим выносом мозга, а не тем, что мне так нравилось в нем на первых порах. И сейчас я будто увидела его без прикрас: ревнивец, эгоист и истерик. Так долго нас держало вместе только то, что я частенько лежала на спине с закрытыми глазами. Но сейчас будто прозрела.

Мужчина быть таким не должен.

А каким он должен быть теперь для меня очевидно.

Я смотрю на мирно покачивающиеся за бортом темные воды и жмурюсь от бьющего в глаза солнца. Свешиваюсь через перила и глубоко вдыхаю соленый воздух. Все дни этого невыносимого путешествия стоит на редкость прекрасная погода. Никаких тебе циклонов, штормовых ветров и ураганов, которыми я сама себя напугала, когда готовилась к этому путешествию. Но мне все равно паршиво.

Сказывается усталость. Так я себе говорю. Три месяца бесконечных разъездов, ни одного мало-мальски приличного привала. Словно за мной кто-то гонится, а я убегаю, хотя совершенно очевидно, что никто и не собирался пускаться в погоню.

Разве что Никос, но то на одних лишь словах.

А совсем не тот, кто нужен.

Очередной тяжелый вздох раздражает даже меня саму. Идиотизм же какой-то.

Прекрасное путешествие. Новый маршрут, что я разработала — просто сказка.

Фотографии — выше всяких похвал, даже с учетом, что я всегда так говорю. Так какого черта я бесконечно возвращаюсь мыслями в те пронизанные ледяным ветром дни, в заснеженный лес, на отвратительную шкуру медведя?