В Буэнос-Айресе - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Но такой гарантии никто не давал.
Дмитрий достал телефон, позвонил по одному номеру, потом по другому. Ему все объяснили, он закрыл разговор.
— Восемьдесят восьмой год. И что это значит?
Есть!
— Когда наши, русские войска были в Европе — им поставлялось самое новое оружие. Потом, когда они ушли оттуда — большая часть этого оружия оказалась на Украине, и попала к торговцам оружием. В русской армии — и у русских вообще — нет оружия таких лет выпуска, у нас большинство оружия — новое. У украинцев нет денег на покупку нового, потому они пользуются старым оружием. Восемьдесят восьмой год — как раз такое оружие. Оно позволяет установить оптический прицел.
Может, я был прав, а может, и нет — скорее всего, всякое могло быть. Но я выложил карты на стол. От Дмитрия зависело — поверит он этому рассказу, или нет и подставит себя под пули. И решение надо было принимать при своих, на глазах у всех.
И он сказал:
— Я тебе не верю, русский.
Что ж.
— А я не верю тебе. Но другого объяснения у меня нет. Хочешь, принимай это, а нет — мы оба умрем. Ты так точно.
Я стоял и знал, как ему хочется выстрелить в меня. И как он борется со страхом — он закончил университет в Лондоне, и просто не готов к такому. Он хотел бы поставить себя перед остальными — но…
Я заметил, как рука одного хорвата — сдвигается к карману.
— Умереть хочешь? Ты, с бородой.
— Какого черта!
— Такого…
— Хватит!
Это сказал Дмитрий.
— Не могу сказать, что я поверил тебе, русский. Но ты и в самом деле можешь быть непричастен к смерти моего отца. Я проверю, то что ты сказал. И если ты солгал… мы еще увидимся.
Я победил.
— Хоть десять раз на дню.
…
Когда машины хорватов отъехали — ко мне подошел Трактор. Он целился с третьего этажа недостроенного торгового центра, и у него у единственного был выход на микрофон, который я прицепил на воротник. У нас был уговор, что слышит меня только он и по условному слову или по обстановке — он начинает стрелять, а за ним — все остальные. Договорились так потому, что иное было сильно рискованно. Один стрелок — все же не четыре, мало ли кто и как поймет.
— Сожрут его, — сказал он.
— Да, — согласился я, — сожрут.
— Дальше что?
— Подгоняйте машины, возвращаемся…
…
А у офиса — нас ждал новый сюрприз — Сикерд. В открытую.
Я, глядя на это, только выругался: он что — того? Даже при всем местном бардаке и при том, что Аргентина — явно не приоритетное направление для ЦРУ — с развитием технологий вообще нельзя ни в чем быть уверенным. Можно попасть на камеру наружного наблюдения — а через пять лет запись просмотрят.
Я подумал. Какого черта…
— Вышли все… поднимайтесь наверх и меня там ждите.
Трактор, а за ним и все остальные — покинули джип. Я мигнул фарами, Сикерд понял сигнал и подошел.
— Какого, б…, хрена?
— Времени нет. Совсем.
— Ну?
— Короче, проект, который развивал Костенко — это не наш проект. Это проект ДИА.
— Наркотики?
— Нет, разведывательное оборонное агентство. Была межведомственная рабочая группа. Военные имели связи с украинскими радикалами, они все прошли через Яворовский полигон. Чтобы ты понимал, ЦРУ и настояло на закрытии этого проекта. Это безумие — при поддержке американцев создавать террористическую организацию. В такое дерьмо мы еще не вляпывались.
— Ой-ли.
— Не вляпывались. Бывало что мы поддерживали уже имеющиеся радикальные группы, но чтобы самим создавать — это полный п…ц.
Да как сказать. В свое время — якобы как готовая партизанская сеть на случай оккупации Европы Советами — американскими военными и ЦРУшниками была создана сеть Гладио — сеть тайных ячеек из крайне правых. Если где то она так и осталась спящей — то в Италии например, она несет ответственность за взрыв вокзала в Болонье, за гибель сотен людей. В Турции сеть Гладио совершила государственный переворот в начале восьмидесятых…
— … Костенко ввез сюда двадцать шесть человек, все с боевым опытом, все — прошли Яворовский полигон и АТО. Все они — из крайне правых.
Сикерд порылся в кармане, достал флешку.
— Вот здесь всё. Данные на всех, кого отобрали для этого проекта, данные на самого Костенко, материалы перехвата по нему из Эшелона. Через сутки — информация автоматически сотрется.
Я взял флешку.
— Почему ты это делаешь?
— Проект закрыли. Когда его куратор сказал ему об этом, Костенко его убил. Еще одно нападение произошло в США — там погибло несколько человек, разгромлена и сожжена точка безопасности…
…
— Мы и вы — навсегда останемся врагами. Но когда третьи лица используют нашу вражду в своих интересах это не дело. Нельзя давать помыкать собой.
Я усмехнулся.
— Какие высокие слова. Скажи уж, что вы хотите нашими руками сделать грязную работу, а потом еще нас и обвинить.
Сикерд покачал головой.
— Знаешь, я хотел валить.
— В смысле?
— В прямом. После разговора с Костенко я решил валить. Я уже доехал до Игуасы и внес задаток за самолет, на который не продают билеты. Знаешь, почему я не улетел? Потому что этот Костенко, если его оставить в живых — он доведет-таки нас до ядерной войны. А не он так другой. Они сами просрали свою жизнь и свою страну. А теперь они хотят, чтобы мы просрали свои. Мне есть что терять. А тебе?
Я ничего не ответил…
…
Со Слоном я встретился в «коллективо» — все иные варианты становились откровенно опасными. В «коллективо» было тесно, как в киевской маршрутке, но все были свои. Я передал флешку.
— У тебя часа три, потом все сотрется. Делай скрины телефоном, я сделал.
Почему то американцы, британцы — вообще полюбили эти идиотские системы с файлами, которые через какое-то время автоматически стираются. Как то им не приходит в голову, что можно все это снять на телефон, который сейчас есть у каждого, страницу за страницей, потом тупо распознать обычной программой.
Видимо, у них авторское право уже в подкорке сидит — придурки.
— Что там?
— Данные по их операции здесь. По связям с хохлами.
Слон присвистнул.
— Особо не радуйся. Хода все равно не дадут. По известным причинам.
Коллективо затормозил у остановки.
— Пошли, выйдем…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!