Джугафилия и советский статистический эпос - Дмитрий Орешкин

Легко и быстро… Через 25 лет победоносно вернувшись на уровень душевого производства чуть ниже 1913 г. Разрешить проблему… Которая была уже разрешена в довоенной России Николая II. Которую сам Сталин несколько раз уже обещал решить, в том числе в 1929 г., сделав Советскую Россию «через каких-нибудь три года… одной из самых хлебных стран, если не самой хлебной страной в мире». И которая на самом деле так и осталась неразрешенной. Во время и после Великой Отечественной войны СССР постоянно испытывал дефицит хлеба. Затем, вплоть до своего распада, был вынужден ежегодно закупать зерно на мировом рынке: порядка 40 млн тонн в год.

Зато на этом же съезде вождь весомо сообщает, что к 1938 г. как бы произведено 483,5 тыс. тракторов (229,3 % к уровню 1933 г.) и 153,5 тыс. комбайнов (604,3 % к уровню 1933 г.). Все бурно и продолжительно аплодируют. Никому не приходит в голову спросить, чем, собственно, занята эта чертова прорва стальных коней (на каждый трактор, исходя из сталинских цифр в этом же докладе, приходится чуть больше 2 кв. км пашни под зерновые), если валовой прирост зерна отстает от прироста населения.

Не надо спрашивать, здоровее будете. Растопырьте уши и внимайте.

Частный случай поезда мертвецов

К началу 30-х село выжато досуха. Голод и людоедство как при Ленине в 1921 г. В городе чуть получше, но ненамного. На фоне этой выморочной практики поет и пляшет духоподъемная статистика расширения посевных площадей, числа селян, охваченных колхозным движением, и «товарного вывоза» хлеба. Как это выглядело в реальности, можно узнать не только из закрытых в архивах сводок, но и хотя бы из воспоминаний того же Хрущева.

Вот приезжает в начале 30-х годов секретарь Киевского обкома тов. Демченко в Москву к Микояну и спрашивает, знают ли Сталин и Политбюро, какое положение сложилось на Украине. Положение, прямо сказать, скверное. Освобожденный от капиталистической эксплуатации народ массово мрет с голодухи — уже второй раз за 10 лет. «Пришли в Киев вагоны, а когда раскрыли их, то оказалось, что вагоны загружены человеческими трупами. Поезд шел из Харькова в Киев через Полтаву, и вот на промежутке от Полтавы до Киева кто-то погрузил трупы, они прибыли в Киев», — пишет Хрущев[89].

Возникает сразу несколько вопросов. Самый простой: о чем думал этот «кто-то», погрузивший мертвецов? Ведь чекистам ничего не стоит выяснить, где и кто позволил себе эту антисоветскую выходку, собрал тела, обеспечил загрузку. Видно, этот «кто-то» совсем уж махнул рукой на собственную судьбу, когда отправлял киевскому начальству такую посылку. А заодно и на судьбу своей семьи. А может, семьи уже не осталось, и отправитель спешил догнать ее на смертных путях, послав советской власти прощальный привет.

Второй вопрос посложнее: что, менее экзотичного способа довести до руководства информацию о положении дел на Полтавщине у него не было? Телефона, допустим. Или телеграфа…

И, наконец, самый сложный вопрос. Как вы думаете, довели Микоян и Демченко этот живописный факт до сведения тов. Сталина?

Ну еще бы! Кому охота получать срок за паникерство и распространение клеветнических слухов. Такова новая социокультурная норма. Люди живут, делают карьеру, мечтают, интригуют, бывают по-своему счастливы. Легко изобретают аргументы, чтобы защититься от того странного и страшного, что творится за стенкой. Точнее, не изобретают, а считывают из информационной среды, такой же несокрушимой, как политический строй. Аргументов, надо сказать, немного. По большому счету всего два-три. Зато какие!

Во-первых, по всей стране бешеный экономический рост и море разливанное народного счастья — ты только почитай газеты, законспектируй выступление тов. Сталина или хотя бы сходи в кино. Не говоря уже про плакаты. Это лишь у тебя, дурака и неудачника, в семье шаром покати.

Во-вторых, так надо: кругом враги, а впереди коммунизм. Необходимо как зеницу ока беречь завоевания трудящихся. Сцепив зубы, беззаветно верить и давать отпор. Не время для колебаний!

В-третьих, очень не хочется оказаться за стенкой. Где происходит страшное. Потому так и живем: практика отдельно, теория отдельно. Диалектика.

Иначе говоря, тот полтавский поезд так и не дошел до адресата. Мы, как нация, не захотели (не смогли? нам не позволили?) принять нехитрый месседж от кого-то, кто погрузил тела. Состав так и застрял на запасных путях коммуникативной памяти. А наш паровоз улетел вперед, к Коммуне. Впрочем, до конечной остановки тоже не доехал; где-то по дороге провалился в щель между сказкой и былью. Или, в рамках постсоветской очевидности, был пущен под откос классовыми врагами и вредителями, пробравшимися в ЦК КПСС.

Если страна не желает знать своего прошлого, что можно сказать про ее будущее? Четырехтомник «Воспоминаний» Хрущева, изданный «Московскими новостями» в 1999 г., с трудом разошелся тиражом в 3 тыс. экземпляров. Зато героический эпос «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография» только в 1947 г. выдержал два издания общим тиражом в 4 млн экземпляров. Физическая разница в 1333 раза. Про ментальную и говорить нечего: агиографические истории, скупо и сурово рассказанные тов. Сталиным про самого себя, глубоко изучались в каждой советской семье и школе. А из Хрущева (не совсем безосновательно) сделали кукурузника и губошлепа в соломенной шляпе. Хотя, если подумать, разве не Сталин его возвысил? Разве не он выстроил кадровую систему, которая выводила к пику власти таких людей? Теперь специально обученные товарищи нам аккуратно вкручивают, что Берия был бы не в пример лучше.

Плакат 1935 г. Автор Г.Г. Клуцис. Источник изображения: https://www.history-worlds.ru/gallery/raznye-temy-iz-istorii/sssr1/cccp-plakat/&fstart = 25

Вертикаль прекрасно знает, в чем настоящий источник ее силы. Социальная норма, спроектированная Марксом и реализованная Лениным — Сталиным, в глубине своей не изменилась. Сказка важнее были. Нет, сказка и есть быль! Идеократы все-таки сделали то, для чего были рождены.

На фоне разворачивающегося голода Сталин требует расширения хлебного экспорта. Его властные позиции уже непоколебимы, так что экспроприаци-онную программу можно разворачивать во всю ширь, не считаясь с потерями. В начале августа 1930 г. в письме Молотову после требования расстрелять десятка два-три вредителей из Наркомфина и Госбанка, Кондратьева, Громана и еще всю группу вредителей по мясопродукту, наконец следует и позитивное хозяйственное соображение: