Джугафилия и советский статистический эпос - Дмитрий Орешкин

Ближе к концу месяца он напоминает Молотову:

И об этом же в письме от 24 августа:

В стране разворачиваются две реальности. В одной крестьяне, у которых отобрали хлеб, умирают с голоду и сползаются в города в надежде устроиться на завод и получить продуктовые карточки; заградительные отряды их не пускают и гонят назад. Горожане тоже не знают, чем накормить детей, делят с клопами жилплощадь в коммуналках, воют по ночам в подушку и смертельно боятся что «придут и заберут». Экономика бьется в мобилизационных судорогах. Финансовая система, общество и семья деградируют. Мужчины пьют, женщины делают криминальные аборты.

В другой реальности шеренги белозубой молодежи маршируют по площади, счастливые матери воздымают младенцев к золотому профилю вождя, на картинках колосятся хлеба и дымят заводы. Страна дружно вызволяет «Челюскин» из ледового плена и радостно готовится воевать малой кровью, могучим ударом, на чужой территории. В конце концов через пару поколений первая (материальная) реальность все равно возьмет верх. А вторая (виртуальная) своим расщепленным разумом даже не сможет понять, что случилось.

Правда, остаются цифры. Но, во-первых, они тоже беззастенчиво фальсифицированы агиографической лакировкой. А во-вторых, даже над ними, многократно исправленными и улучшенными, нам не рекомендуют задумываться. Да мы и сами не очень-то хотим. Стоит начать, и победный образ, шитый белыми нитками, расползется. Добрые люди за такое не похвалят.

2 сентября 1930 г. (месяца не прошло после указания обязательно расстрелять мерзавцев) И.В. Сталин пишет В.М. Молотову:

Сказано куда конкретнее, чем в письме Менжинскому про серебряную мелочь. Проверочно-мордобойная работа — дело родное и привычное. Население, как Буратино, прячет золотые и серебряные сольдо за щекой, не желая бумажек диктатуры пролетариата. Как мы видели, самой диктатуре денежная макулатура тоже не очень-то нужна. Ей (как и трудящимся) милей настоящие деньги. Только где ж их взять? Ничего не остается, кроме как гнать все, до чего дотягиваются руки, на экспорт и вытрясать мелочь из сограждан по методу кота Базилио. Собственно, для того вертикаль и строили — чтобы было на что вниз головой подвесить обывателя с длинным деревянным носом. И затем применить к нему методы ручного управления с проверочно-мордобойной работой. В общенародных интересах, само собой.

Через 60 лет после Сталина когорте силовых рэкетиров опять есть чему радоваться: реформированная в «лихие 90-е» рыночная экономика стала в разы плодоносней. Примерно как после НЭПа. Самое время под разговоры про укрепление вертикали, наведение справедливости и порядка, а также про враждебное окружение еще разок все забрать под свою твердую руку. Сказка про «эффективного менеджера» снова становится остро актуальной. Да и трудящимся тоже приятно еще разок виртуально воспарить над постылой действительностью: старый миф борозды не портит.

Вот только с пенсиями и зарплатами какая-то ерунда. Похоже, вредители опять распоясались.

Частный случай П. Краснова

Популярный среди патриотической общественности публицист и аналитик Павел Краснов глубоко переосмыслил исторический опыт коллективизации и пришел к нетривиальным выводам:

Наверно, можно найти и более убедительный пример отношения идеократической надстройки к крестьянскому базису. Только зачем? Цитата замечательна не только ярким отражением приоритетов постсоветского номенклатурного реванша, но и характерным для него агиографическим восприятием прошлого. Г-н Краснов, как и положено советскому патриоту, из общих соображений определяет число жертв коллективизации в несколько сотен тысяч (уж точно не миллионов!) и при этом искренне считает Сталина великим вождем, которому все по плечу.

На самом деле нет. «Прессануть быдло» на два года ранее Сталин не мог: эта замечательная идея тогда была еще резковатой для ЦК, где сохранялись позиции у относительно вменяемых «правых». Силовики еще не были сплочены в государеву опричнину и исподволь присматривались к разным линиям в Политбюро: неизвестно, чья возьмет. Выступать с подобной инициативой было рискованно, а как раз по части политических рисков нюх у тов. Сталина был безотказный. Для начала требовалось как следует «прессануть» саму партию и вычистить оттуда всех агентов буржуазного влияния. А крестьянское «быдло» — уже потом. Подождет, никуда не денется. Реальную политику Сталин чувствовал куда тоньше простоватого П. Краснова — этого не отнимешь.

Не менее интересна и другая сторона цитаты, тоже связанная с аберрацией исторической оптики. На фоне решительных обвинений Сталина в мягкотелости г-н Краснов не слишком углубляется в вопрос о том, почему вдруг возникла нужда погубить «тысячи, пусть даже десятки» тысяч ради человеколюбивого спасения сотен тысяч (на самом деле миллионов). В силу особенностей агиографического взгляда ответ ему очевиден. Хотя за два-три года до коллективизации (то есть повторного, после 1918–1921 гг., похода партноменклатуры за данью) зерна в стране было если не в изобилии, то совершенно в достатке. Как, впрочем, и до революции. При последних царях трудности с хлебом случались в отдельных губерниях, но по масштабу и гибельным последствиям с советскими они несопоставимы (Краснов, измученный агиографическим нарзаном, всерьез пишет, что для царской России сотни тысяч голодных смертей были обычным делом).