Паранойя. Почему я - Полина Раевская

– Той, что разобьёт твою кривую рожу, если ты сейчас же отсюда не уберешься! – окончательно потеряв над собой контроль, орёт в ответ Оля и делает шаг по направлению к Шумилиной, но я, справившись, наконец, с шоком, перехватывает её.

– Не надо, Оль, успокойся. Она сейчас уйдёт, – пытаюсь вразумить разъяренную подругу и, обернувшись к Шумилиной, раздраженно бросаю. – Свали уже, а!

– О, не волнуйтесь, свалю! – огрызается она, торопливо собирая с пола свои вещи. – Но вы мне ещё за всё ответите!

– За какое "всё", сука? Ты кому тут угрожаешь? – взбеленившись ещё больше, пытается Олька вырваться из моих рук.

– Увидишь, – обещает Шумилина и, подойдя к двери, напоследок бросает с издевательской ухмылкой. – Кстати, чтоб ты знала, Молодых ко мне таскался не только до тебя, но и когда вы были вместе. Иногда ты его так за*бывала, что он просто вешался. Но тебя разве бросишь? Ты же чуть что бежишь к папочке. Наконец-то, хоть от тебя отвязались.

Дверь за ней с грохотом захлопывается, а мы, окаменев, застываем. Олька судорожно втягивает воздух, мне же становится до безумия страшно взглянуть ей в лицо. Не хочу снова видеть ее раздавленной, снова не знать, что делать и чем помочь. Поэтому крепче прижимаю ее к себе и, обняв, шепчу:

– Не смей верить в этот бред, она просто озлобленная тварь. Я уверена, ничего такого и в помине не было.

Олька качает головой и, задрожав, начинает плакать, уткнувшись мне в плечо. У меня внутри все сжимается от ее беззвучных рыданий, в горле встает острый, раскаленный ком. Глажу подрагивающие плечи, шепчу что-то утешающее и чувствую невыносимую горечь, в который раз задаваясь бессмысленным «Почему все так?».

– Прости, пожалуйста, – тем временем всхлипывает Олька. – Я не собиралась ей ничего рассказывать, это вышло случайно.

– Шш, всё нормально, я не обиделась, – заверяю ее, хотя, конечно, ничего нормального в этом нет, но Олькины извинения режут меня без ножа. Не могу их слушать. Стыдно.

Вскоре, успокоившись и придя немного в себя, мы решаем уйти с физ-ры. Все равно уже пропустили половину урока, да и настроения нет. За ним мы едем в наше любимое кафе, где на меня, стоит только почувствовать запах кофе вперемешку с чем-то сладким, нападает мой уже, можно сказать, постоянный спутник – зверский голод.

– А ты, случаем, не беременна, Настюх? – заставляет меня Олька поперхнуться, когда я набрасываюсь на свой довольно неслабый заказ из трех блюд и десерта.

– Нет, конечно. Я на таблетках, – прокашлявшись, открещиваюсь поспешно и залпом осушаю полстакана воды, радуясь, что стыд можно списать на то, что подавилась.

– Ну, знаешь… Эти таблетки иногда дают сбой. Мама у меня тоже сидела на них, а потом Дениской забеременела.

От такого примера аппетит резко пропадает. Сглатываю тяжело и сквозь зубы цежу:

– Все в порядке, у меня совсем недавно закончились эти дни.

– Это тоже не аргумент. Я слышала, что на ранних сроках бывают месячные. Ты бы сходила проверилась, а то я не хочу потом одна в университете куковать среди этих америкашек.

– А вон оно что? А я-то уж подумала, ты обо мне переживаешь, – укоризненно покачав головой, дразню её.

– Ну, это само собой, – лукаво поблескивая синими глазками, выкручиваться Олька. В эту минуту она очень сильно похожа на Серёжу: улыбка его, прищур, взгляд. С одной стороны, это так странно и волнительно узнавать любимые черты в другом человеке, а с другой – мне снова больно, я ревную. Эта его жизнь до меня… Ненавижу.

– Эй, ты меня вообще слушаешь? – щёлкает Олька пальцами перед моим лицом.

– Конечно, – отвечаю с серьёзным видом, будто все это время внимала ее рассуждениям о том, как это ужасно рожать в девятнадцать, да ещё и от женатика. – Ладно, ты права. Надо провериться, да и жрать меньше, а то у меня уже новая коллекция от Селин трещит по швам, а я только гардероб обновила.

– Ой, брось. Вещи эти… – закатывает Олька глаза и, отправив в рот пасту, с набитым ртом продолжает. – Сейчас ты самый сок. И сиськи, и задница, и губяхи твои – сплошный секс. Будь я мужиком, я бы тебя склеила. Хотя… Может, мне в лесбиянки податься?

– Обязательно, и не забудь еще начать талдычить, что все мужики-козлы.

– Ну, если так и есть.

– Как будто бабы лучше. Шумилину видела? Тут не угадаешь, на кого нарвешься.

– А мне че гадать? Я тебя уведу у твоего женатика и все дела. Ты-то у меня точно не такая, – подмигнув, весело заявляет Олька, а я отвожу взгляд и силюсь выдавить из себя улыбку.

– Как дела дома? Ты помирилась с отцом? – спрашиваю, сама, не зная, зачем. Слушать, какой Долгов отец и муж, мучительно. Но, наверное, я в какой-то степени мазохистка.

– Да давно уже. Мы с папой не умеем долго друг на друга злиться. Да и с мамой у них теперь всё путем.

– То есть? – вырывается у меня прежде, чем успеваю осознать, насколько мой вопрос неуместен. Однако, Олька не обращает внимания.

– Ну, они, когда нас отсылают из дома и остаются вдвоём – значит мирятся. Так что никакого развода, слава богу. Папа теперь всегда дома, и я, если честно, рада. А все, что в тот раз высказала… это просто алкоголь и обида, наверное. За маму, за нас, – немного смущенно признается она, а у меня внутри начинает гореть. Так гореть, что дышать не могу от ярости и боли.

Первая мысль –  послать Долгова без объяснений и больше никогда, ни единого раза не позволить ни то, что прикоснуться, а даже пересечься взглядом! Но, попрощавшись с Олькой, понимаю, что сгорю заживо, если не выплесну все, что у меня кипит в душе.

В конце концов, сколько можно убегать? Глупо это, по-детски, да и бессмысленно. Все равно поговорить придется.

В наш дом врываюсь, горя одним желанием – врезать этому козлу по роже и высказать все, что я о нем думаю.

Долгов встречает меня своей фирменной, бл*дской улыбочкой и хлебосольными объятиями.

– Не смей меня трогать! – выставив руку, цежу дрожащим от бешенства голосом. В ответ получаю изогнутую бровь и недоумение.

– У нас внезапный ПМС или так… очередная шиза накрыла? – спрашивает он насмешливо, доводя меня до точки кипения.

– Пошел ты в жопу со своими шуточками. Я всё знаю!

– Да? А «всё» – это что, если не секрет? – продолжает он насмехаться.

– Ты – омерзительный козёл! -выплевываю не в силах себя сдерживать.

– Очень информативно, Настюш.

– Никакая я тебе не «Настюша»! Между нами всё кончено! Можешь устраивать со своей женушкой примирительные вечера, трахаться с ней, сколько душе угодно, но я больше в этом дерьме не участвую!

– Это все претензии? – спокойно уточняет он.

– А, по-твоему, этого мало? Мне Оля всё рассказала! – не знаю, зачем я прибавляю это в конце. Звучит до ужаса по-детски, но его долбанная невозмутимость меня просто убивает, как и последовавший ответ.