Паранойя. Почему я - Полина Раевская

После того, как Долгов уезжает, жизнь входит в какое -то унылое, но спокойное русло. Я концентрирую все внимание на учёбе, и это здорово помогает отвлечься от тоски, и переживаний.

Через неделю Шумилина забирает документы и переводиться. Не знаю, Сережиных ли это рук дело, но я рада. Ее присутствие ужасно напрягало. Мы с Олькой планируем отметить столь приятное событие, но накануне Оля схватывает простуду и следующие дни в колледж я хожу одна.

Пожалуй, это могла быть самая спокойная неделя за последние полгода, если бы в пятницу, выйдя на парковку, ко мне не подъехал тонированный мерседес. Гридас сразу же закрывает меня собой и хватается за пистолет, но тут стекло опускается, и я вижу Ларису. У меня сразу же неприятно сводит желудок, но я выдавливаю из себя дежурную улыбку на сухое приветствие.

– Как там Оля, ей не получше? – спрашиваю, продолжая мило улыбаться.

– Лучше.

– Прекрасно. Вы к куратору? – интересуюсь из вежливости, мечтая поскорее закончить этот разговор, однако ответ подобен грому среди ясного неба.

– Нет, Настя, я к тебе.

Замираю и только сейчас замечаю, что Лариса не улыбается своей привычной, сдержанной улыбкой, да и во взгляде больше нет теплоты и ласковой снисходительности. Теперь там арктический холод. Она скользит по мне им и оценивает, выискивая недостатки, я же, похолодев, понимаю: она все знает. Ибо так не смотрят на подругу дочери, так смотрят на любовницу мужа, на соперницу.

Сглатываю колючий ком и, расправив плечи, встречаю ее презрительный взгляд на равных, хотя мне и стоит это огромных усилий.  Лариса усмехается, правильно все истолковав, и небрежно бросает:

– Поехали, поговорим.

Втягиваю с шумом воздух и так же снисходительно парирую:

– Ну, давай поговорим.

– Садись, – открывает она дверь.

– Я на своей поеду, показывай дорогу.

«Как только улажу тут все дела, напишу, когда меня ждать. А пока не забывай, что я хоть и по-своему, не по-людски, тебя люблю.»

    К. Макколоу «Поющие в терновнике»

Сука! Тварь толстопузая! – кипя, как долбаный самовар, едва не подпрыгиваю на кожаном сидении. Меня рвет на части от злости, и я ничем не могу ее унять. Смотрю на пролетающие за окном улочки столицы, и ни хрена не вижу. Перед глазами красная пелена.

Сейчас бы в зал или бабу какую во все дыры отчепыжить, чтоб хоть немного выпустить пар. Но я настолько за*бался за эти две недели, что могу лишь сжимать до онемения кулаки.

Как же оно всё, сука, не вовремя! И что самое паскудное – разом.

Сначала этот пиндос – Акерман женился, потом Настька – дура истеричная, – опять накрутила какую-то херню в своей голове и упросила мать уволить Гридаса, а теперь еще и этот хмырь Елисеев успел подсуетиться и заиметь связи в Минпромэнерго.

Откуда у него инфа, что я намерен продать завод США – вопрос. Но я обязательно докопаюсь до сути, ибо попахивает крысятиной. Вот только с какой стороны, если я даже Зойку не посвящал в свои настоящие планы?

Интересно, однако девки пляшут…

Похоже, пора хорошенечко прочесать ряды среди своих, а потом уже придумать, как получить гребанное разрешение в Министерстве на продажу акций за рубеж.

Придется попотеть. Но ничего-ничего. И не такие об меня зубы обламывали. Взвоешь еще, морда ублюдочная! Я тебе покажу, как планы мне срывать.

– Сергей Эльдарович, – отвлекает меня от ядовитых мыслей один из бодигардов.

– Что? -перевожу на него раздраженный взгляд.

– Тут Зоя Эльдаровна звонит. Спрашивает, почему вы на звонки не отвечаете?

– Потому что, бл*дь, не хочу. Тебя че, секретарем что ли нанимали?

– Нет. Я просто, -замявшись, бубнит дурень себе под нос.

– Перегородку поднял. Просто он… Жополиз херов! – распоряжаюсь, клокоча от бешенства.

Впрочем, охранники – они и есть охранники. Что с них взять, кроме бицепсов?

С этой мыслью набираю Зойке.

– Что хотела? – рычу без реверансов.

– О! Ты чего на нервах? Случилось что? – непринужденно уточняет сестра.

Так, сука, непринужденно, что у меня невольно закрадывается мысль, а не она ли спелась с Елисеевым, чтобы сохранить свой пакет акций, зная, что после продажи контрольного пакета ее доля рухнет по цене, как собственно, и положение при заводе? Одно дело быть сестрой владельца, а другое – просто акционером, владеющим пятнадцатью процентами. Однако, я тут же отгоняю от себя эти подозрения.

В конце концов, это ведь моя сестра, моя Зойка. Пусть в последнее время она и ошалела от денег, но ведь не до такой степени, чтобы ударить в спину. Хотя…

Нет, это уже паранойя какая-то.

– К сути давай, – бросаю коротко, устало потирая воспаленные глаза. Все эти встречи, перелеты, смена часовых поясов и нервяк за нервяком высосали из меня все силы.

– Я с хорошими новостями. Назарчуков почти закрыли. Подписку о невыезде с них взяли. Останется подкинуть козырь, и подозрения с нас будут сняты. Про этих мудаков, считай, лет на десять можно забыть, – довольно сообщает сестра.

И я согласен, новости действительно прекрасные, вот только не в том ключе, в котором она думает, но об этом мы с ней поговорим с глазу на глаз.

Представив сей геморрой, втягиваю с шумом воздух и устало отзываюсь:

– Отлично. Ничего пока не предпринимай. Обсудим, как приеду.

– То есть? Что именно? – сразу же почуяв неладное, настороженно спрашивает Зойка.

– Не по телефону.

– Ладно, поняла. Когда тебя ждать?

– Часов через пять. Еду в аэропорт.

– Хорошо, буду дома.

Закончив разговор, снова с головой погружаюсь в свой кипящий котел злости и гнева. Но теперь на линию огня выходит Настькина дурость.

Я как узнал, что она Гридаса уволила, едва номер не разнес к еб*ням. Будь я в городе, в тот же день нашел бы эту идиотку и убил нах*й.

Достала! Так, падла, достала своими взбрыками, что колошматит всего, как припадочного.

Ведь просил же! Просил не пороть горячку, позвонить, обсудить. В конце концов, выдохнуть, голову свою включить хотя бы раз.

Нет, ей кажется, шуточки всё. Подумаешь, психанула. Ведь, если любит – прибежит и преодолеет, мать ее, невозможное. И так каждая баба мнит, стоит ей только заарканить мужика.

Они же все – гребанные принцессы. Мужик по их логике родился только для того, чтоб свою ненаглядную Рапунцель из башенки спасать. И если он этого, не дай божИ, не сделает, то всё… Мудак, эгоист, самовлюбленный козел – его второе имя.