Зултурган — трава степная - Алексей Балдуевич Бадмаев

поредевшими ресницами: «Если я завела игру, взяла в руки домбру, первой мне и в круг выходить! Бедняжка Нарма столь же несчастлив, как и я, — думала в пути зайсанша, поглядывая на широкую спину кучера. — Отречением от самих себя мы с Нармой освободим Хембе дорогу к счастью».

— Нарма, ты видел вчера младшую дочь моей двоюродной сестры? — наконец спросила она ласково.

— Видел, — не сразу отозвался парень.

— Не правда ли, хорошая девушка?

— Ага! — Нарма зевнул. — Говорят, девушки все хороши…

— Все о ней по-доброму отзываются! Скромная, расторопная, шьет и вяжет, как заправская хозяйка. Дважды ее сватали, но родители не спешат расстаться со своим сокровищем. Если она и тебе приглянулась, то осенью мы с Хембей зашлем сватов, а весной свадьбу сыграем…

Старуха долго ждала ответного слова. Уставившись незрячими глазами в проем между обарком и передком коляски, Нарма молчал. Дорога казалась ему серой, мутной, беспросветной, как и его жизнь.

Дочь двоюродной сестры Байчхи не вышла ростом, а лицом кругла, как луна, и ноги кривые. Глаза ее словно две темные пуговки, вдавленные в тесто, и почти без бровей. Если бы кто-нибудь надумал ее поставить рядом с Сяяхлей, это было бы все равно, если бы ослицу запрячь вместе со скаковой лошадью.

— Что же ты молчишь, Нарма? Или девушка тебе не подходит? — с издевкой спросила старуха. Впрочем, она была совершенно уверена, что батраку достаточно и ослицы, а скаковые лошади — для господ.

— Не подходит! — отрезал Нарма.

— Красавиц на всех не хватит, — предупредила Байчха. — Да и что такое любовь? Недаром говорят: «Стерпится — слюбится, перемелется — мука будет!..» Приласкает девушка раз-другой, как еще мила станет, желанна… Мы, женщины, тоже кое на что способны. Поженим вас, построим новую кибитку, три коровы дадим, пару лошадей, десяток овец.

— Ни я ей не нужен, вашей родственнице, — заявил Нарма, — ни она мне. Сватайте ее за другого, кому она, быть может, принесет счастье.

— Ты отказываешься от мастерицы Боовы?

— Я люблю другую.

— Я знаю, та девушка из рода Орсуд.

— Да, из рода Орсуд. Имя ее Сяяхля.

— Хорошая девушка, я ее видела, — усмехнулась Байчха. — Но мы не можем сватать за тебя ту девушку.

— Так было неделю назад. Вы не могли сватать девушку из Орсуда потому, что шел давний спор за худук Беергин. Зайсан поступил благородно, устранив это препятствие. Отдал худук.

— Не торопись со словами, Нарма… Ты уверен, что зайсан возвратил худук, чтобы породнить тебя с той девушкой?

Нарма вздохнул:

— Не совсем уверен, но надеюсь. Зайсан ведь такой добрый и благородный.

— Это так, — умильно согласилась Байчха. — Но ты не знаешь о решении нойона Дяявида и Баазы-багши… Они выдают Сяяхлю замуж за другого человека!

— Нет! Сяяхля не пойдет за другого! Она ждет сватов от меня! Я потерял было всякую надежду, но зайсан заставил меня снова поверить в свое счастье.

— На все воля божья, — отходчиво заметила Байчха. — А что ты станешь делать, если какой-нибудь другой человек женится на Сяяхле?

— Украду ее, увезу в русские хутора.

— И у своего зайсана украл бы?

— При чем здесь зайсан? Хембя вовсе не жених для такой молоденькой девушки… Кроме того, у него есть любимая жена.

Байчха вздохнула:

— Спасибо, Нарма, на добром слове. Мы с тобою, похоже, оба несчастливы. Я не родила Хембе наследника и должна превратиться в экономку, уступить место молодой жене. Тебе придется смириться с потерей любимой девушки. Такова воля провидения. Когда священники открыли страницу номо[53], божий завет гласил, что второй женой Хемби станет девушка по имени Сяяхля, — соврала на всякий случай старуха.

— Вы шутите, конечно! — вскричал, не помня себя, Нарма, выронив из рук вожжи. — Как же вы могли согласиться с таким жестоким решением? И для вас, и для меня, и для Сяяхли? Нет, нет и нет! Сяяхлю никому не отдам! Даже зайсану!

Придав лицу скорбное выражение, Байчха твердила:

— Я покорилась мудрому решению самых умных мужей в Малых Дербетах… Уже дала согласие на второй брак Хемби. И тебе, Нарма, не советую противиться воле божьей, благословению нойона Дяявида и Бааза-багши. Ты, Нарма, думаешь только о своем счастье, а нойон и багша заботятся о продолжении рода зайсана — главы пятисот семей.

Нарма не ответил на ее последние слова. Ему казалось, что он погрузился в некий страшный сон и слова Байчхи звучат будто карканье вороны откуда-то из потустороннего мира. И вообще все это — бред выжившей из ума старухи. Да разве возможно себе представить красавицу Сяяхлю рядом с осунувшимся дряхлым стариком. Такого зрелища не выдержат ни земля, ни небо! Они поменяются своими местами, а люди станут ходить на головах. И все будут показывать пальцем на эту пару и смеяться!.. Нет, Хембя не такой дурак, чтобы слушаться этой женщины, напоминающей жабу. Ей просто скучно в дороге, и она затеяла все эти шуточки, чтобы поразвлечься. Молодых всегда дразнят…

Много лет живет Нарма в усадьбе зайсана, живет почти в их семье, но раньше не слышал от зайсанши подобных шуток. Она была добра к мужу, но и ревнива, зла, как рысь. Нарма обернулся и долгим взглядом посмотрел на старуху.

— Я вижу: ты не веришь! — Байчха перехватила его взгляд. — Приедешь домой, все откроется.

Эти слова словно ошпарили сердце парня кипятком. «Может, в мое отсутствие они привезли Сяяхлю в дом зайсана насильно? И бедная девушка давно в Налтанхине? Без помощи и защиты?..»

Нарма выхватил из-под сиденья кнут и резко взмахнул над головами коней… Те рванулись вскачь, опрокинув зайсаншу на подушки.

— Нарма, потише! — вскрикнула Байчха, поправляя взбившуюся юбку. — Ты слышишь, Нарма!.. Ой, моя, печень!

Нарма встал во весь рост и ожесточенно нахлестывал лошадей. Коляска то неслась над землей, то прыгала на ухабах. Зайсанша, высоко подняв ноги, прижалась к подушкам, что-то вопила, то прося, то угрожая… Наконец, поняв по ожесточенному виду Нармы, что его сейчас не унять, перевалилась на бок, встала на колени и на коленях уже подобралась к вознице сзади. Она уцепилась скрюченными пальцами в его взвихрившуюся рубашку, словно ведьма, замыслившая взобраться ему на плечи. Так они и вкатились в хотон… Выехали при добром мнении друг о друге, вернулись домой в смятении и страхе — врагами.

Когда Нарме было десять лет, его мать умерла. С тех пор жил он под неусыпным глазом Байчхи. Нарма почитал Байчху, как родную, мог бы отдать жизнь, защищая ее, никогда не грубил зайсанше. И лишь сегодня в пути он догадался, что все ласки Байчхи были притворными. Она никогда его не любила, видела в нем лишь