Эдинбург. История города - Майкл Фрай

Английским солдатам, наверное, тоже не раз хотелось ругнуться по мере того, как они все больше узнавали Эдинбург. Их возмущала тамошняя грязь. Они приказали жителям очистить переулки и тупики и наложили запрет на выбрасывание экскрементов из окон верхних этажей. Из этой затеи ничего не вышло. Будучи даже не в состоянии остричь в Эдинбурге как следует волосы, круглоголовые предпочитали управлять страной из Далкита, который на деле стал новой столицей или, по крайней мере, военным штабом (что то же самое, когда речь идет о покоренной стране). В политическом смысле Шотландия была присоединена к Англии на весьма унизительных условиях.[177]

И роялисты, и ковенантеры были повержены, но постоянно готовы к мятежу. Одна из фракций пресвитериан, с их умением служить одновременно двум господам, стояла одновременно за Ковенант и за короля. Они молились за Карла II. Англичанам это совсем не нравилось; когда приходской священник в Южном Лейте отслужил молебен за здравие Карла II, местный военачальник запер церковь и велел прихожанам идти на все четыре стороны. Прихожане обратились к властям, жалуясь, что «теперь им приходится собираться для молитв и служб в чистом поле, что, из-за непостоянства погоды, весьма сильно мешает отправлению культа; кроме того, старые и хворые не могут идти так далеко, так же как и те, у кого малые дети…».[178] Шотландцам часто приходилось испытывать подобные трудности. Никаких других утешений не имелось. Война вызвала экономический спад, и дела в Эдинбурге шли неважно. Возможность свободной торговли с Англией в рамках кромвелевской республики не принесла особых выгод. Шотландцам приходилось платить за оккупацию страны из собственного кармана — и не в последнюю очередь за постройку огромной цитадели в Лейте (сегодня от нее сохранились одни из ворот). Слабые попытки бунта ни к чему не привели.

И вдруг, 1 января 1660 года, английский главнокомандующий в Шотландии, генерал Джордж Монк, пересек границу и отвел свою армию на юг, к немалому беспокойству других военачальников республики. Со смертью Кромвеля более года назад республиканский режим зашатался. Монк свалил его окончательно и провел переговоры о возвращении Карла II. Когда молодой король 25 мая высадился в Англии, чтобы вступить во владение троном отцов, Монк ждал на побережье у Дувра, чтобы поприветствовать его и вручить все три королевства новому монарху.

* * *

Шотландцы приветствовали Реставрацию не меньше других народов Британских островов. Карл II был провозглашен королем в Эдинбурге 14 мая. Звонили все колокола, палили пушки, пели трубы, гремела барабанная дробь, люди плясали на Хай-стрит, а на вершине Седла Артура горел праздничный костер. Арчибальд Джонстон из Уорристона, автор Ковенанта и государственный советник республики, увидел в этом «великий мятеж, невоздержанность, мотовство, излишество, суетность, испорченность, богохульство, пагубное пьянство; да смилуется над нами Господь». То же последовало 19 июня, когда в Эдинбурге отмечали день благодарения. Из рожков Рыночного креста било вино, и все пили за здоровье короля. Ночью потешные огни на Замковом холме изображали Кромвеля, преследуемого дьяволом — оба исчезли в клубе дыма при звуке мощного взрыва.[179]

Карл II, однако, радости народа не разделял. С Шотландией у него были связаны только неприятные воспоминания — в особенности о бесконечных проповедях пресвитериан, на которых ему приходилось высиживать в 1651 году после подписания Ковенанта, причем многие из них были посвящены его собственным грехам. Теперь он относился к шотландцам с презрением. Брошенные на произвол судьбы после ухода Монка, они были вынуждены отправиться в Лондон, чтобы узнать, что с ними будет. Наслаждавшимся победой английским роялистам было так мало дела до Шотландии, что никто не удосужился сообщить ее жителям о том, что теперь они вновь обрели независимость. Не последовало никаких публичных заявлений, ни упразднения Английской республики, ничего. Предполагалось, что шотландцы просто вернутся к состоянию «до».

Новое правительство в Эдинбурге и решило вернуться к состоянию до 1633 года. Первый созванный парламент, так называемый Пьяный парламент, аннулировал все законы, принятые после этой даты. Это означало, в частности, возвращение епископальной церкви, которую Национальный ковенант отменил только в 1638 году. Однако многие отказались подчиниться вновь поставленным над ними епископам, и 270 приходских священников были отрешены от должности, в том числе семь или восемь в Эдинбурге и Кэнонгейте. Нескольких из них впоследствии восстановили на посту, но цель этого незначительного послабления состояла в том, чтобы расколоть пресвитериан. Умеренные церковники подчинились, прочие же ударились в крайности — их правительство намеревалось изолировать и уничтожить.

Роялистам этого было мало. Они поставили Ковенант вне закона. Они хотели, чтобы кровь ковенантеров залила Хай-стрит Эдинбурга. Первым они отомстили маркизу Аргайлу, ответственному за многие из тех законов, что были приняты после 1633 года. Его арестовали в Лондоне, куда маркиз отправился в надежде быть принятым Карлом II, доставили в Шотландию и судили судом пэров в парламенте. Вначале его дело не выглядело безнадежным. Он поддерживал короля-ковенантера и собственными руками в Скуне возложил корону на голову Карла II. Выдвинуть против него убедительные обвинения было нелегко. Адвокаты заговорили об оправдательном приговоре. И тут на сцену, чтобы свершить возмездие, явился призрак прошлого. Монк извлек на свет божий кое-какие письма, которые Аргайл писал ему во время оккупации, с заявлениями о том, что он полностью поддерживает республику; тот факт, что тогда оба придерживались одних и тех же взглядов, был не последним аргументом. Когда обвинение изучило эти письма, в защиту Аргайла уже нечего было сказать. Судьи приговорили его к смерти. В роковой для него день 27 мая 1661 года он держался храбро, был спокоен и исполнен достоинства. Казнили в Эдинбурге рядом с Рыночным крестом по утрам. Приговоренному отводилось время на последний обед, и Аргайл с удовольствием перекусил куропаткой. На эшафоте он говорил в течение получаса; сначала отверг любую свою причастность к смерти Карла I, затем убеждал шотландцев поддерживать Ковенант, наконец, простил всех врагов и предал себя в руки Господа. После молитвы он был привязан к доске Девственницы, шотландской гильотины. Нож отсек ему голову.[180]

Возмездие пало не только на великих, но и на людей попроще. Преподобный Джеймс Гутри, с дюжиной своих недрогнувших братьев, был настолько смел, что отправил Карлу II послание, в котором, во-первых, содержались не слишком восторженные поздравления с возвращением из изгнания, а во-вторых, говорилось, что когда-то Карл II принял Ковенант — и тем не менее теперь возвращал англиканскую религию, так что Бог покарает его, если он сделает что-либо подобное в Шотландии. За непочтительность священники были арестованы. Гутри, их предводителя, обвинили в государственной измене. Он признал свою вину, поскольку, по его словам, в официальном обвинении были точно перечислены принципы, которых он придерживался. Его осудили на казнь через повешение, которая должна была состояться 1 июня. Он также с удовольствием покушал в последний раз, в особенности налегая на сыр; врач советовал ему избегать сыра, но теперь беспокоиться было уже не о чем. На эшафоте на Хай-стрит он не показывал страха и проговорил час, как если бы это был не эшафот, а церковная кафедра. Уже связанный перед самой казнью он каким-то образом сумел сбросить ткань, покрывавшую голову, и перешел в вечность с открытыми глазами, в последний миг «возвысив голос в пользу ковенантеров».