Все, кого мы убили. Книга 1 - Олег Алифанов

– Вы бунтарь, а не инок. Как с такими мыслями, суть посланиями, примете вы постриг?

– Я просто читаю Библию. Помните первые стихи Книги Бытия?

– «В начале было Слово»? Слово – суть логос, замысел, первообразующая идея? Это неоспоримо, но учёные всегда ищут доказательств. У вас, как я понимаю, их нет, есть только вера?

– У меня – нет, – помолчав, отозвался он. – Но, возможно, они есть у вас.

Я, по обыкновению, насторожился. Знал ли он нечто, или случайные совпадения давали волю моей фантазии подозревать его в тайном ведении? С какой стати он столь подробно и загадочно беседует со мной, желает выведать нечто или сообщить?

Какие-то сумбурные звуки отвлекли меня, я принялся озираться. Вдали всхрапнула и заржала лошадь. В том месте, где расположились поклонники, бегали странные огни факелов, ночной воздух доносил какие-то разноязыкие возгласы людей и испуганные крики проснувшихся животных. Надеясь на совершенное спокойствие окрестностей, караван наш не принял никаких мер осторожности, имея в провожатых одного лишь переводчика и не выставляя ночных дозоров. Спотыкаясь о камни на каждый третий шаг, мы со Стефаном спешно отправились туда, полагая в происходящем какое-то недоразумение. Вблизи коптящее пламя выхватывало фрагменты картины нападения разбойников. Десятка два бедуинов, спешившись, сгоняли и вязали сонных поклонников. Более многочисленные, однако уставшие и застигнутые врасплох путники не сумели оказать сопротивления. Кто-то из них, протестуя, и ещё не вполне осознавая спросонья происходящее, пытался показать им фирман дамасского паши, ничтожного, впрочем, даже в своих областях. Араб-драгоман, хватая предводителя шайки за галабею, истошно вопил о покровительстве паши Акки Абдаллы, в чьи пределы мы вступили, тот отмахивался и грозно рычал. Кончилось тем, что один из грабителей, оторвавшись от наших вещей, повалил его и пнул два или три раза. Чуть поодаль кучка бедуинских верблюдов, часть которых уже легла на землю, равнодушно созерцала грабёж. Добраться до пистолетов я не мог, по всем нашим мешкам и саквояжам уже рыскали жадные руки дикарей.

Дикие колена кочующих бедуинов нападают даже на караван Мекки, если не сторгуются прежде с вождём его. Пашалыки эти ещё недавно представляли ужаснейшую картину хаоса, и посреди сего хаоса стоял Иерусалим. Следуя примеру бедуинов, горные шейхи племён арабских, уже не кочующих, но поселенных, своевольно враждовали между собою, приводя в трепет слабых мусселимов Иерусалима, об усилении коих тщетно старалось духовенство латинское; ибо градоначальник, как власть законная и зависящая от верховной власти, менее страшен, нежели буйные шейхи. Два сильных племени арабских, из многих колен состоящие, от времени до времени враждовали между собою, более частными грабежами, нежели битвами: одно – племя Хеврона, поселенное близ могильной пещеры Авраама и Мёртвого моря, а другое – племя Абугоша, на пути к Рамле. Сей родовой враждой делилась на две главные партии вся Иудея; но они менее были опасны христианам, нежели скитающиеся бедуины, приходившие посреди всеобщей тишины из-за Иордана грабить безоружных путешественников.

Окончание последней войны не многое изменило в распространении султанской власти в Леванте, но паша Акки, хотя грубый и кровожадный, находился под влиянием сильного Мегемета-Али Египетского и франков, которых торговля в Сирии и частые сношения с её жителями мало-помалу рассеивали дикий фанатизм поморья. Слабый луч просвещения и устройства проникал во все части пашалыка, сжатого и потому крепкого, подчиняя оружию Абдаллы горных арабов. Караванные пути и паломнические тропы, становясь всё менее опасными, пока не превратились в совершенно спокойные на всём протяжении.

Приближавшийся шорох камней заставил меня озираться, но кромешная тьма за спиной скрывала преступников, даже когда чьи-то грубые руки опутывали меня верёвками и, подгоняя острием кинжала, тащили к стонавшей куче людей. Ужас, негодование и отчаяние смешались в криках и причитаниях несчастных. Меня швырнули на кого-то из горе-путешественников, скатившись, я поранил лицо о выступ острого валуна.

Пытаясь как-то стереть кровь, заливавшую глаза, я на время лишился и того малого, что возможно было разглядеть в безумии мечущихся огней, и единственно по стихшим вмиг возгласам бедуинов догадался, что в наш стан приехал настоящий их главарь. Некоторое время то одного, то другого странника выхватывали из кучи и куда-то волокли, я лишь мог смиренно ожидать своей участи. Вскоре по жалобным причитаниям на трёх языках я догадался, что и наш драгоман находится где-то совсем рядом. Я тихо спросил его, кто эти бедуины и можно ли умиротворить их пожертвованиями или подарками. Из его сумбурного хриплого ответа я понял, что отряд этот объявился откуда-то совсем издалека. Наёмники имеют целью не одно лишь воровство, но и розыск какой-то важной скрывающейся особы. Расспросить его далее я не успел, меня приподняли, и связанными спереди руками я, наконец, ухитрился ухватить край рубашки и кое-как обтереть лицо от изрядно запёкшейся уже крови. Скрывая лица под платками, меня пристально разглядывало сразу несколько пар равнодушных глаз. Я блуждал по ним в поисках хотя бы некоторой надежды на сострадание, стремясь угадать уготованную нам участь.

Свет факела промелькнул по лицу восседавшего на большом мешке человека, и я вздрогнул от пронзительного встречного взгляда знакомых глаз. В них горел живой интерес, сдобренный радостью удачливого охотника. Таинственный NN нагнал нас, возглавив отряд нанятых разбойников, и теперь поклонников по очерёдности подводили пред его очи.

– Если вам нужна моя персона, отпустите этих людей, – холодно потребовал я, неотрывно глядя прямо ему в глаза и удивляясь своей твёрдости. Но присутствие на заглавных ролях человека европейского склада немало придало мне бодрости, поскольку взывать к своему соотечественнику, каким бы безнравственным он ни был, казалось мне куда более обнадёживающим, нежели к представителям чуждых народов, коих сам язык и непривычный уклад представляли большое препятствие.

– Это невозможно, – услышал я его чуть насмешливый голос. – Вы узнали меня. Тем хуже для вас и тем лучше для меня, ибо вы понимаете, что шутить с вами не станут.

– Я узнал в вас тайно преследующего меня человека, не более, – ответил я. – Персону, трусливо скрывавшуюся до сей минуты под личиной иноземца. Я, конечно, ни минуты не сомневался, что вы владеете одним со мной наречием, ибо мне памятен ваш голос. Причину этого вы откроете мне позднее. Сейчас же я повторно прошу освободить невинных паломников, большая часть которых – подданные вашего государя.

– И на основании столь мимолётного знакомства, что даже не знаете моего имени, вы считаете себя вправе ходатайствовать за других? Или вы ждёте здесь защиты от государя? – Он помолчал, но мне показалось, что куфия покрылась складками от его губ, растянувшихся под ней в злорадной ухмылке. – А знаете, что? – молвил он не спеша. – Я подожду. Возможно, остальным придётся ходатайствовать за вас, потому что я намереваюсь вас убить. Вы опасны для меня, и если мои люди отыщут то, что мне нужно, вы попрощаетесь с подлунным миром.

То, как это сказал он, не оставляло сомнений в серьёзности его намерений.