Рыжий дьявол - Михаил Демин

Редактор снова снял очки. Потер покрасневшие веки. И с минуту мы молча смотрели друг на друга. Он был голубоглаз и светловолос, этот мой начальник. Но светлый цвет его волос скрашивал обильную седину, а голубые глаза давно уже выцвели. Я знал кое-что о его биографии, знал, что жестокая наша эпоха не пощадила и его, и сюда, в азиатскую эту глушь, он попал тоже не случайно… Но все же в отличие, скажем, от меня, он оставался главным редактором и отвечал за многое. И я видел, какой он был напряженный и измученный.

И еще я видел, чувствовал, что он хочет мне что-то сказать, но как бы не решается. И тогда я сам ему помог:

— Стало быть, мне, очевидно, придется уйти?

— Да. Очевидно, придется. — Редактор крякнул, развел руками. — Ничего не поделаешь…

И затем, помедлив:

— Какой ты все-таки невезучий! Поразительно! У меня здесь публика специфическая… Но ты, право же, перекрыл все рекорды. Разумеется, тебе надо уезжать. И вообще, с Южной Сибирью ты пока простись, перебирайся-ка лучше на Север!

* * *

А еще через час я сидел за столиком единственного в Кызыле ресторана. Как иные люди отмечают в кабаках праздники и торжественные даты, так и я привык отмечать в них свои личные катастрофы. И это уже превратилось у меня в своеобразный ритуал. Официанты меня здесь знали. Они все были русские и, наверное, тоже принадлежали к клану неудачников. Один из них учтиво склонился надо мной, и я процедил сквозь зубы: — Вина и фруктов!

— Слушаюсь, — весело осклабился официант. На минуту исчез. И появился, таща на подносе графинчик водки и соленые огурцы.

И я начал пить — завивать горе веревочкой… Проклятая жизнь, думал я. Да пропади оно все пропадом! Если и стрясется со всеми нами беда — не жалко. Чего, в сущности, жалеть? Все на свете давно уже прогнило, погрязло в дерьме…

Но помаленьку я успокоился, остыл. И после третьей рюмки начал думать о делах.

Как бы то ни было, мир пока еще не рухнул и жизнь продолжалась. И надо было приспосабливаться к ней, как-то устраиваться, бороться… Надо было отыскивать новые пути на этой гиблой, грешной, проклятой земле.

Надо было отыскивать новые пути на этой гиблой, грешной, проклятой земле… С Южной Сибирью все теперь было кончено — редактор рассудил правильно. И я сам это отлично понимал. После всего, что случилось, после хакасского скандала и этого тувинского доноса, меня не приняли бы отныне ни в одну из южных газет, даже в самую паршивую многотиражку… Да, конечно, надо было уезжать, и немедля Но куда? Куда?

Куда? В Москву? Но я же поклялся вернуться туда с триумфом, въехать, так сказать, на белом коне! Я пережил там достаточно унижений, и эта моя клятва была вполне резонной.

Нет, о Москве пока рано было думать. Час мой еще не пробил. И покуда я так или иначе должен был оставаться в Сибири. Ну, если не в Южной, так в Северной, редактор был прав и в этом. Тем более, что путь туда, к высоким широтам, был мне открыт и к тому же знаком…

Но прежде чем направиться северным этим путем, я решил остановиться ненадолго в Абакане и выяснить, как же обстоят дела с моей книгой?

* * *

Как это ни удивительно, оказалось, что с книгой все в порядке. Она была уже набрана. И в издательстве меня поджидали корректурные гранки.

Забрав гранки, я направился в гостиницу. И в течение трех дней неустанно перечитывал их, правил, прихватывал даже с собою в ресторан. И там, примостившись в уголке, подальше от шума и толчеи, подолгу сидел, погрузившись в мир поэзии. В мир туманных озер и живописных метафор.

Теперь, когда стихи были собраны воедино, выявились недостатки сборника — излишние повторы, затянутость отдельных мест, рыхловатость общей композиции. Все это надо было решительно исправить! И я трудился над гранками, не отвлекаясь, не обращая ни малейшего внимания на мельтешащие вокруг лица.

И как-то раз перед вечером, ресторан в тот час был еще сравнительно тихий, полупустой, я услышал чей-то голос:

— Эй, молодой человек! Извините за беспокойство. Но хочу вас спросить кое о чем…

Я поднял голову и увидел за соседним столиком светловолосого круглолицего человека, в опрятном синем костюме и с университетским значком на лацкане пиджака.

— Я за вами третий день наблюдаю, — сказал он. И улыбнулся, собрав лучистые морщинки у глаз. — Вы что же, работник издательства? Это ведь у вас корректура?

— Да, — сказал я, — корректура стихотворного сборника.

— И как же он называется?

— «Под незакатным солнцем».

— А, простите, кто же автор?

— Я сам.

— Ах так, — ироговорил он, вставая. — Ну, тогда поздравляю!

И, подойдя ко мне, протянул руку:

— Давайте знакомиться! Миронов Андрей Павлович.

Мы обменялись рукопожатием и я назвал себя. И сейчас же он пробормотал задумчиво:

— Постоите, постойте, а ведь я ваше имя вроде бы знаю… Что-то когда-то читал… Ну, конечно! Вы, кажется, служите в местной областной газете?

— Служил, уточнил я, — в прошлом году. А потом перебрался в Туву.

— Ну, а сейчас?

— А сейчас, как видите, вернулся.

— По делам? — он покосился на разбросанные по столу листки. — На время?

— Нет, насовсем. Как-то, знаете, не ужился там, не удержался.

— Почему?

— Долго рассказывать, — проговорил я уклончиво.

— А все-таки, — прищурился он, — расскажите. И вот что. Давайте-ка пересядем ко мне. Тут бумаги, не будем их трогать. А у меня коньячок… Выпьем за вашу книжку! Это ведь первая?

— Ага, — кивнул я.

— Ну вот. За нее! Чтоб была не последняя…

Я вдруг почувствовал, что устал, что мне и впрямь не мешало бы немного выпить, отдохнуть и поболтать с забавным этим типом. Удивительное дело, когда он окликнул меня, первым моим желанием было послать его к черту. Но почему-то я сдержался. А минуту спустя мы уже болтали, как старые приятели. С ним было легко, спокойно, и я охотно принял его приглашение.

Усевшись, Миронов аккуратно разлил по рюмкам коньяк. Мы дружно выпили. И потом:

— Значит, вы сейчас без места, — сказал он. — А я, к вашему сведению, все последнее время занимаюсь как раз тем, что ищу людей. Любопытное совпадение, вы не находите?

— Ищете людей? — живо спросил я. — Куда? Для чего?

— Для моего района.

— А что у вас за район? И вообще, кто вы?

— Ах, да, извините, я забыл объяснить, — усмехнулся он. И добавил с легким поклоном: — Я работаю в Енисейском райкоме партии инструктором по пропаганде. И сейчас мы обновляем кадры. Нам нужны свежие силы. Причем нужны всюду, на всех участках идеологического фронта: в районной редакции, на радио, в отделе культуры.