А наутро радость - Бетти Смит

– Так вот где он жил.

– Да.

– И спал.

– Да, Анни. У него не было ни дома, ни родных.

– Откуда он родом, Карл?

– По-видимому, никто не знает.

– Тогда кто же будет его хоронить?

– Пуласки не сказал.

– Его отдадут на медицинский факультет, чтобы экспериментировать с ним? Так делают с мертвыми арестантами, за которыми никто не пришел.

– Откуда этот нездоровый интерес, Анни?

– Просто мне кажется, что это ужасно: человек жил и умер, и никому нет дела.

– Может быть, ему так хотелось, Анни. Кто знает?

В углу что-то шевельнулось. Анни подумала, что это крыса. Она вздрогнула и прижалась к Карлу.

– Давай уйдем отсюда, Карл. Здесь страшно.

– Я провожу тебя в коттедж, Анни.

– Нет. Еще светло, и Джелло где-то поблизости.

Он вышел вместе с ней с черного хода, и тотчас же появился Джелло.

– Молодец, – похвалил Карл, гладя голову собаки. – Всегда на посту.

Анни пустилась в путь, и Джелло шел рядом с ней. Она остановилась и, обернувшись, спросила:

– Как его звали?

– У него не было имени, насколько мне известно. Пуласки называл его Старая Пробка.

Анни открыла свой блокнот с отрывными листами на пьесе «Огрубевшая плоть». Перечеркнув это название, она написала сверху: «Смерть бездомного». Перечитав пьесу, вырвала из блокнота и сунула в печку. Затем взяла карандаш и начала писать новую пьесу.

СМЕРТЬ БЕЗДОМНОГО

Анни Браун

Действие происходит в настоящее время. Место действия: фабрика, на которой делают коробки, в маленьком городке на Среднем Западе.

Действующие лица

Моронски, владелец фабрики. Это энергичный маленький человек, со шрамом на лице. У него очень живая речь, свободная от сленга.

Дэвид, слушатель подготовительных курсов при медицинском колледже. Высокий блондин спортивного типа. Очень серьезный. У него правильная речь.

Элис, его жена, у которой недавно родился ребенок. Она маленькая, худая, с озабоченным видом. У нее сильный южный акцент, так как она родом из Кентукки.

Пробка, ночной сторож на фабрике. Он старый и сгорбленный, с редкими седыми волосами. Лицо в морщинах, и почти нет зубов. Одет в грязную рубашку и старые черные штаны, спереди оторвана пуговица. На нем чьи-то рваные, поношенные теннисные туфли. Говорит жалобным голосом.

Склад в подвале. Окон нет. Помещение освещается лампочкой, свисающей с потолка. Повсюду кипы картона. Импровизированная постель, очень грязная. Занавес поднимается. На сцене темно. Слышатся голоса за сценой.

Здесь Анни остановилась. Она знала, что этому материалу не удастся придать форму пьесы. Но у нее выработалась привычка сначала все писать в виде пьесы. Ей казалось, что, написав диалог, она сможет лучше дать характеристику персонажей. А потом можно включить все лучшее в рассказ, отбросив остальное. И она начала переписывать эту историю в виде рассказа.

«Он был убогим стариком. Никто не знал, откуда он родом. У него не было ни друзей, ни родных. Если у него и было когда-то имя, то старик не называл его. Девушки на фабрике и босс называли его Пробка».

Анни писала этот рассказ всю ночь. Она заставляла себя это делать. Ей была невыносима мысль, что человеческое существо жило и умерло и не осталось никаких следов, что оно когда-то было. Анни чувствовала, что, написав о старике, она зафиксирует тот факт, что это существо ходило по земле. И когда-то было человеком.

Когда Карл вернулся домой утром, у нее уже был готов завтрак. Они ели канталупу, яичницу-болтушку, поджаренную на сливочном масле, тосты с маслом и пили хороший горячий кофе. У них так давно не было на завтрак кофе! Карл сказал, что это лучший завтрак в его жизни.

Анни легла в постель вместе с Карлом. У него не было занятий до трех часов дня, и они проспали почти всю первую половину дня.

Ночи Карла плавно переходили в дни, а дни – в ночи. Он уходил на работу в семь часов вечера, тайком прибегал домой после обхода в одиннадцать вечера, чтобы выпить чашку кофе с сэндвичем, снова уходил на фабрику, возвращался домой в семь утра, завтракал с Анни и спал до тех пор, пока не приходило время идти на занятия. Обычно Анни ложилась спать вместе с ним утром. Естественно, она не уставала ночью и иногда бодрствовала до двух-трех часов.

Однажды в два часа ночи она стояла у окна, глядя на темное здание фабрики, которое вырисовывалось за стадионом. Интересно, почему свет не зажигается и не гаснет во всех комнатах по очереди? Она позвонила на фабрику. Карл долго не подходил к телефону. Как она и предполагала, он заснул и пропустил обход.

С тех пор Анни бодрствовала по ночам, сколько могла. Когда она наконец ложилась в постель, то заводила будильник каждый час и вставала, чтобы убедиться, что Карл делает обходы.

– Это следует прекратить, Анни, – сказал Карл. – Тебе нужно высыпаться.

– Как же я могу спать, если беспокоюсь? Ведь фабрика может сгореть дотла, пока ты спишь! Разве в офисе нет часов?

– Конечно, есть. Но какой от них толк, если я случайно засну? Мне нужен будильник… – Он взглянул на будильник, стоявший на каминной доске.

– О нет, не надо! – воскликнула Анни.

– Разве моя красивая Линда не хочет одолжить своему Лансу, у которого глупое сердце, будильник, с семи вечера до семи утра включительно?

Она засмеялась:

– Надо же, Карл! Кажется, что я написала эту пьесу много лет назад. Тогда я была всего лишь глупым ребенком.

– Ты и сейчас такая.

– Глупая?

– Ребенок.

Карл брал с собой на фабрику будильник и приносил обратно каждое утро. Ночью он каждый час его заводил, чтобы не проспать обход. Но даже без будильника Анни просыпалась каждый час, чтобы удостовериться, что Карл делает обходы.

Университет закрылся на двухнедельный перерыв между окончанием летней школы и началом регулярных занятий. И снова часы на колокольне умолкли, а библиотека, попросив вернуть все книги, заперла свои двери. В результате Анни стало нечего читать.

Она негодовала:

– Разве у часов на колокольне есть девиз: «Я отбиваю только учебные часы»? А библиотека? Они могли бы открываться хотя бы на один час в день. Этот университетский городок – словно город-призрак[23], после того как добыто все золото. Почему?