Диетлэнд - Сарей Уокер

С Саной я не ощущала той грани, которая существовала между мной и большинством людей. С ней этой черты просто не было. Мне захотелось прикоснуться к ее лицу. Я не спросила, можно ли, просто коснулась ладонями обеих щек – касаясь обожженной половины и смуглой гладкой кожи. Некоторые шрамы были нежными, даже отливали перламутром. Тепло исходило от ее кожи. В зрачках Саны мелькали крошечные отражения экранов, будто белые блики. Она сморгнула их.

– Спасибо, что накормила меня.

– Всегда пожалуйста, Сахарная сливка. Не обидишься, если я буду тебя так называть?

– Я не против.

– Надеюсь скоро увидеть тебя наверху, – сказала она и оставила меня одну в порноротонде на милость экранов. Я хотела отвернуться, но она просила меня не делать этого. Выбритые щелочки – врата в мир – заполнили эту комнату.

Киски исчезли, уступив место молодой женщине, стоящей на коленях на сочно-зеленой траве. Женщину окружала свора возбужденных мужчин; они находились где-то в парке или на заднем дворе. Мужчины были видны только по пояс, их голоса приглушены, как у взрослых в мультфильме про Чарли Брауна. Они по очереди пихали свои члены в рот молодой женщине, хватали ее за руки, лапали груди, тянули за волосы, опрокидывая ее голову назад или грубо прижимая лицо к мошонке. Все ее лицо было в их семени, но она все равно улыбалась, и эта улыбка вызывала массовые эрекции по всему миру, ибо ее обнаженное, покрытое каплями пота тело транслировалось всем подписчикам Porn Hub U.S.A. Сцена продолжалась, все шло по кругу, пока мужчины не израсходовали любовные соки, и когда все закончилось, женщина осталась одна вытирать сперму с глаз.

Сана была бы рада услышать, что я досмотрела видео до конца. И то, что я увидела, стало для меня полной неожиданностью. Я не могла отвернуться от молодой женщины, стоящей на коленях на зеленой траве, хотя и хотела, потому что у нас с ней было что-то общее. Если бы существовал спектр женщин, все мы были бы там – и молодая женщина, и я, и остальные женщины, которых я знала и не знала. Юлайла Баптист была бы там, прорываясь сквозь великанские джинсы. «Через девять месяцев ты станешь соблазнительной красоткой!» Вот что сказала Глэдис на моем первом собрании «баптисток». Соблазнительной, горячей, сексуальной… Как бы это ни называли, именно этого я и хотела тогда – быть горячей и соблазнительной, вызывать желание у мужчин и зависть у женщин. Но поняла, что больше этого не хочу. Ведь это означало жизнь в Диетлэнде, означало контроль, стеснение – а иногда и полное оцепенение и беспомощность – парализацию всех органов чувств, но прежде всего – покорность. Я устала быть покорной.

Я вышла из порноротонды через арку и быстро зашагала по темным коридорам к входной двери подземного убежища. Повернула ручку, раздался щелчок – дверь распахнулась, открывая небольшое преддверие, а за ним ярко-красная дверь – выход наружу. Я потрогала ручку, я не ожидала, что дверь окажется незапертой. Впервые за несколько дней я почувствовала на лице ласку солнечных лучей и свежего воздуха. Я оторвала бутон цветка, свисавший с лозы на двери, и потерла нежные пахучие лепестки о свои щеки.

Закрыв за собой дверь, я поднялась по крутым, покрытым солнцем ступенькам, которые приятно грели мои босые ступни. Снаружи не было ни стонов, ни толчков взад-вперед, ни принудительных проникновений. Я невольно и сама выпрямила спину, когда поднималась. Поднявшись, я словно окунулась с головой в золотой фонтан света. Солнце слепило привыкшие к темноте глаза, так что сначала я различала лишь пятна и тени.

– Вот и она! – услышала я чей-то радостный возглас. Лишь спустя пару мгновений я поняла, что говорила Марло.

– У нее получилось! – это была Сана.

– Что-то ты долго, – улыбнулась Верена.

Они стояли передо мной, три тени, очерченные золотистым ореолом солнечного света.

– Зато я здесь, – твердым голосом промолвила я.

Я вылезла из кроличьей норы. Я сбежала.

Я жила в «Доме Каллиопы» уже больше недели и мирно спала каждую ночь. Затем пришло сообщение о заминировании. Меня разбудил громкий стук, который начался с входной двери на первом этаже, а затем распространился и по всему дому – сначала далекий звук, затем все ближе и громче – раскаты грома, надвигающаяся буря.

Дверь в мою комнату открылась, и сквозь полоску света я увидела здоровую половину лица Саны.

– Угроза взрыва, – объявила она, как будто я знала, что это означает. Прежде чем я успела задать вопрос, Сана уже ушла. Я слышала быстрый топот надо мной и подо мной, поэтому вылезла из кровати, стянула пижаму и переоделась. Будь это и вправду настоящая бомба, она могла бы взорваться, пока я теряла драгоценное время, напяливая лифчик.

Молодой полицейский, стоявший на крыльце, пока мы выходили на улицу, вероятно, спрашивал себя, почему столько женщин живет вместе в одном доме, без мужчин. Он держал дверь открытой для нас, и как только вышла Верена, спросил: «Это все?»

Весь квартал оцепили, мы ждали вместе с соседями. Множество красных и синих огней от полицейских машин сделали нашу «аристократичную» улицу похожей на дискотеку, но мы медленно брели, сонные и уставшие. На Шестой авеню Верена застолбила две скамейки. Нас было восемь: я, Верена, Руби, Сана и еще четыре женщины, которые гостили в «Доме Каллиопы». Выглядели мы так, будто сбежали с пижамной вечеринки. В три часа утра было не так много машин, но любой проезжающий мимо автомобиль замедлял ход, а водила пялился на нас.

Сана широко зевнула и положила голову мне на плечо, а руку на спину.

– Ты что, в лифчике? – спросила она.

– Надела перед выходом на улицу.

– При угрозе взлететь на воздух вместе с красными кирпичами ты напялила лифчик? – покачала головой Руби.

– Не очень-то правильное поведение при угрозе взрыва, – вставила Верена.

– Ха-ха, – мрачно буркнула я. Я позволила им поддразнивать меня. Поскольку никто не потрудился объяснить, что же все-таки происходит, я предположила, что кто-то хочет взорвать Верену – бывшая обозленная «баптистка» или кто-то недовольный ее тирадами против индустрии похудения. Все это обретало смысл, когда ты сидишь на скамейке в четыре часа ночи в свете мигающих огней полицейских машин. Но потом к нам подошел мужчина в пижаме и кожаных тапочках. Его пижама пестрела принтом из крошечных ковбоев, крутящих лассо. По пути к нам он перешагнул через спящего бездомного, которого я и не заметила.

– Мы должны что-то с этим сделать, – вместо приветствия сказал мужчина, обращаясь к Верене. – Или тебе нравятся такие «прогулки» посреди ночи?

Верена спокойно встретила взгляд мужчины.

– Я не собираюсь помогать вам выгонять евреев, – сказала она. При свете уличных фонарей она в своем белом пеньюаре и со светлой кожей и волосами казалась выточенной из мрамора.

– Дело вовсе не в том, что они евреи, – сказал мужчина. – Хватит обставлять все так.