Проигравший выбирает смерть - Сергей Бакшеев

Вернулся перепачканный Федорчук. Он тер глаза, из которых, как у грустного мима, стекали по напудренному лицу тонкие струйки.

– Я только в окно хотел сунуться, а там… как хлобыстнет! Потолок обвалился… Здоровая плита… Внутри ни черта не видно…

– Ты, сержант, и снаружи ничего не видишь. Промой лицо. – Колубаев наморщил лоб, потом неожиданно вскрикнул: – Стоп! Усилить бдительность! Оцепить все здание. Преступники могут под прикрытием пыли убежать.

– Куда там, – усомнился Федорчук. – Их наверняка придавило той плитой.

– Тогда срочно внутрь. Всем, кто видит, туда. Не дадим преступникам опомниться. – Колубаев достал пистолет и, как комиссар перед атакой, махнул поднятой вверх рукой: – За мной!

Все милицейское начальство устремилось за старшим следователем по особо важным делам. Они быстро забрались по решетке, все еще стоявшей под окном, и очутились в операционном зале сберкассы, где царил полный разгром. Плита разнесла в щепки часть столов и оборудования, а все остальное было присыпано густым слоем камней, стекла и мусора.

– Осторожно! – крикнул кто-то и показал вверх.

Из пролома свисали толстые ножки громоздкого стола. Накренившийся стол плавно соскальзывал. Все в панике, спотыкаясь, отхлынули от дыры. Стол угрожающе качнулся и ухнул вниз. Громадная столешница ударилась торцом о плиту, на мгновение замерла в неустойчивом положении и задумчиво опрокинулась ножками вверх. Раздался гулкий хлопок, словно удар огромных ладоней. Столешница плашмя шлепнулась на плиту и вместе с сотней децибел из-под нее вырвался фонтан мельчайшей пыли. Все, кто еще оставался чистым, превратились в белые скульптуры.

Собачье отряхивание и чихание еще долго царили в зале.

– Это стол из ателье. На нем кроят.

– Не стол, а футбольное поле.

– Обыскать помещение! – прервал пустые разговоры Колубаев. – Проверить все комнаты.

– Я здесь. Свой! Помогите! – раздался хриплый возглас из-за обломков стойки.

– Кто кричит?

Все наконец обратили внимание на шевеление неуклюжей закутанной фигуры, сидящей на полу. Это был дежурный милиционер, ему к этому времени удалось выплюнуть тряпку изо рта.

– Савельев, ты? – сдернув китель с головы милиционера, обрадовался капитан Плиев. – Жив! Руки, ноги целы? Встать можешь?

– Развяжите, – просил Савельев, указывая на руки.

– А мы тебя, брат, чуть не похоронили.

– Доложите, что здесь произошло? – подобрался к дежурному Колубаев.

– Сигнализация сработала, я зашел проверить. А тут как налетят!

– Кто? Разглядел?

– Нет. Темно было. Но здоровый кто-то. Тяжелый. Оглушил меня. Вы извините, я не ожидал, думал, может, кошку на праздники забыли.

– А потом что?

– А потом я слышу чье-то дыхание. Это уже когда очнулся. И такая злость меня взяла! Ух ты, подлюга, думаю! Я как ринусь! Но глаза закрыты, долбанулся об колонну. А потом как все ухнет! – Савельев обвел удивленным взглядом разгромленное помещение. – Неужели это все я?

– Разберемся, – хмуро пообещал Колубаев.

– Товарищ капитан! – один из сотрудников с тревогой в голосе звал Колубаева из открытой двери в коридор.

– Я не капитан, а старший следователь по особо… – начал недовольно объяснять Руслан, но вспомнил, что уже второй день одет в форму капитана милиции, и махнул рукой: – Что там у тебя?

– Кажется, кто-то заперся в комнате, где главный сейф. Я слышал там голоса.

– Вот они где, голубки-студентики! – обрадовался Колубаев. – Теперь не уйдут.

Руслан в нервном возбуждении перебросил пистолет из одной руки в другую. В мыслях виделась похвала начальства за успешно раскрытое серьезное дело. Он вычислил преступников, предсказал ограбление и взял их с поличным! Это пик Коммунизма в следовательском искусстве. Такой успех должны оценить особо!

Тихон Заколов, перебравшийся на второй этаж, быстро осмотрел все помещения, ощупал все двери, выглянул во все окна и понял, что вновь в тупике. Он плюхнулся на пол под вешалкой с одеждой, беспомощно опустив руки. Безумный план прорваться на второй этаж был связан с надеждой незаметно выбраться оттуда либо через дверь, либо через окно.

Сначала он бросился к двери и даже сумел ее вскрыть, недаром учился у Есенина пользоваться отмычками, и когда оказался на лестнице, думал все – вот он путь к свободе. Но главный выход на площадь оказался запертым на висячий замок снаружи.

Второй вариант, через окно, тоже отпадал. К тому времени к зданию сберкассы стянулось столько разных специальных служб и просто зевак, что попытка выбраться незамеченным через окно второго этажа была полным безумием.

«Ну, вот и все, – думал Заколов. – Моя песенка спета. Был успевающий студент, а стану последним зеком. Участие в ограблении банка налицо. Взят с поличным, да еще разворотил государственное здание. Просьбу Есенина передать деньги я уже не выполню. Теперь Есенин с удовольствием подтвердит, что именно я убил милиционеров. Назло сделает. Да ему и говорить ничего не надо будет. Милиция и так в этом уверена. И с кассиром я вляпался! Три убийства на меня повесят – вот это удар для родителей. А еще Есенин попытается на меня спихнуть крушение поезда. А там тоже трупы. Вот и получается, что зеком я пробуду недолго. Только до суда. Высшая мера обеспечена! А там расстрел. Как это происходит? И кто это делает? Ну и должность – палач! Кто же идет на такую работу? Посмотреть бы на такого человека. Поговорить. Но он, наверное, с приговоренными не болтает. Пуля в лоб – и весь разговор!»

Тихон в раздумье прикусил нижнюю губу. «А Нина? Где она? Что с ней? Вот кто может подтвердить мое алиби. Но прежде ее надо спасти!»

Тихон привстал, собираясь выйти и сдаться. Он сообщит о Нине милиционерам, они найдут и спасут девушку, и она расскажет все, как было на самом деле. Ей должны поверить.

Заколов сделал шаг к провалу, где снизу слышались оживленные голоса, но вспомнил капитана милиции, который без разговоров сразу выстрелил в него.

Вот и сдавайся после этого. Он уже один раз пришел как порядочный человек в милицию. И что из этого вышло? Только хуже. И если его сейчас убьют, то Нине никто не поможет. Воры и не упомянут про нее, а тот, у кого она сейчас, сделает так, чтобы девушку никогда не нашли. А вдруг Нина прикована одна в подвале и умрет голодной смертью, если ее вовремя не найти?

А что успел крикнуть капитан с пистолетом? Что-то странное. «Обменяю девчонку на деньги!» Ничего себе! Ну как же я сразу не догадался, что у Есенина есть свой человек в милиции. Жаль, что его лица разглядеть не удалось. Он вора всегда прикроет, а на невинного человека свалит все, что захочет.

Нет, в милицию нельзя! Это конец.

Думай! Думай, Заколов!