Наркомы страха - Борис Вадимович Соколов

иностранцев получилось, что Молотов за уступчивую политику, а советское правительство и Сталин неуступчивы… Мы сказали Молотову, что все сделанные им ошибки за последний период, в том числе и ошибки в вопросах цензуры, идут в одном плане политики уступок англо-американцам и что в глазах иностранцев складывается мнение, что у Молотова своя политика, отличная от политики правительства и Сталина, и что с ним, Молотовым, можно сработаться.

Молотов заявил нам, что он допустил много ошибок, что он читал раньше Сталина гнусные измышления о советском правительстве, обязан был реагировать на них, но не сделал этого, что свои лондонские ошибки он осознал только в Москве…

Что же касается Вашего упрека в отношении нас троих, считаем необходимым сказать, что мы в своем вчерашнем ответе исходили из Вашего поручения в шифровке от 5 декабря выяснить, кто именно допустил ошибку по конкретному факту с пропуском телеграмм московского корреспондента «Нью-Йорк Таймс»… Может быть, нами не все было сделано, но не может быть и речи о замазывании вопроса с нашей стороны».

Вячеслав Михайлович почувствовал, что его вот-вот могут объявить матерым английским шпионом, и бросился каяться по полной программе. Пустил скупую наркомовскую слезу перед коллегами по коллективному руководству и отправил 7 декабря красноречивую телеграмму Сталину: «Познакомился с твоей шифровкой на имя Маленкова, Берия, Микояна. Считаю, что мною допущены серьезные политические ошибки в работе… Твоя шифровка проникнута глубоким недоверием ко мне, как большевику и человеку, что принимаю, как самое серьезное партийное предостережение для всей моей дальнейшей работы, где бы я ни работал. Постараюсь делом заслужить твое доверие, в котором каждый честный большевик видит не просто личное доверие, а доверие партии, которое дороже моей жизни».

И вслед за покаянной телеграммой пришло сообщение, что Молотов добился успеха, убедив западных партнеров провести 15 декабря очередную встречу министров иностранных дел в Москве в составе тройки, то есть без участия не только Китая, но и Франции. Министрам предстояло обсудить вопросы, имеющие актуальное значение для США, Великобритании и СССР. Сталин сразу смягчился. Его успокоило и то, что Молотов прослезился, а в покаянной телеграмме прямо дал понять, что его жизнь в руках вождя. Значит, нет у него в душе стержня, сломался соратник и никогда не рискнет выступить против генсека, чтобы приблизить свое вступление в наследство. А вот Маленков, Берия и Микоян, напротив, Сталина разочаровали. Они готовы огульно охаять чуть ли не все внешнеполитические достижения СССР, забывая, что к ним причастен не только глава НКИД, но в первую очередь сам Иосиф Виссарионович. И отказывались признать свои ошибки.

Поэтому 8 декабря Сталин ответил тройке коротко и раздраженно: «Вашу шифровку от 7-го декабря получил. Шифровка производит неприятное впечатление ввиду наличия в ней ряда явно фальшивых положений. Кроме того, я не согласен с Вашей трактовкой вопроса по существу. Подробности потом в Москве».

Но генсек не стал дожидаться возвращения в столицу и в ночь на 9 декабря отправил длинную шифрограмму с заголовком «Для четверки», исправленным затем на «Молотову для четверки». Доверие к Вячеславу Михайловичу было частично восстановлено. Большое дело — вовремя поплакать. Бухарин и Ягода со своими рыданиями сильно опоздали, вот и заработали по пуле. Правда, обращение непосредственно к Вячеславу Михайловичу объяснялось еще и тем, что один из пунктов послания был посвящен критике его персональных ошибок.

Тем не менее четверке давалось понять, что Молотов пока остается в составе коллективного руководства.

Между тем измышления в иностранной прессе по поводу болезни Сталина продолжались. 10 декабря к Иосифу Виссарионовичу поступило сообщение ТАСС об очередной публикации бульварной газеты «Курьер де Пари», утверждавшей, что «Сталин был жертвой любовной драмы. Известно, что вот уже в течение двух месяцев существует тайна Сталина… По одним сведениям, он якобы умер. Другие сведения касались серьезного внутреннего конфликта. На самом же деле истина неизмеримо более проста. Если верить некоторым русским, недавно прибывшим из Москвы… Сталин оказался просто жертвой любовной драмы. Можно быть полубогом, не переставая при этом оставаться человеком. Сталин имел связь с известной русской артисткой. Его жена во время объяснения с ним в припадке ревности выстрелила в него в упор из револьвера. Тяжело раненного Сталина сначала лечили в величайшей тайне в Москве, а затем, когда его состояние это позволило, перевезли на берег Черного моря, где он сейчас и выздоравливает. Подлинность этого рассказа подтверждается, по-видимому, тем фактом, что цензура сообщений иностранных корреспондентов значительно усилена со времени болезни владыки России».

Сталин понял: игру надо кончать. 18 декабря Иосиф Виссарионович покинул Сочи. Своей цели он достиг, хотя и ценой некоторой потери престижа. Выяснилось, что никто из первой команды потенциальных претендентов на роль самостоятельного государственного лидера пока не годится. Молотов склонен к уступкам и, чего доброго, после его, Сталина, смерти приподнимет «железный занавес». Поэтому прежнего влияния Вячеслав Михайлович не восстановил никогда. Сталин постепенно оттеснял его от рычагов власти, а накануне своей кончины, судя по всему, собирался пристегнуть давнего соратника к процессу по «делу врачей-убийц», да не успел. Близкий к Молотову Микоян также навсегда лишился расположения вождя и играл теперь сугубо второстепенную роль.

Однако и два других члена четверки, Маленков и Берия, показали себя за это время законченными оппортунистами. Сталин опасался, что после его смерти они договорятся с «буржуазным Западом» и не станут хранить идеалов «пролетарской революции» и победы коммунизма во всем мире. Хотя вскоре, в марте 1946-го, Георгий Максимилианович и Лаврентий Павлович стали полноправными членами Политбюро, их реальный вес в государстве уменьшился. Маленков якобы допустил халатность в связи с делом руководителей авиапромышленности и отправился в краткосрочную ссылку руководить работой Среднеазиатского бюро ЦК. Берия же вынужден был целиком сосредоточиться на атомном проекте, перестав курировать органы безопасности. МГБ возглавил не близкий к нему Рясной, а сталинский ставленник Абакумов. Иосиф Виссарионович прислушался к мнению зарубежной прессы и обратил внимание на «анонима» Жданова. Раз Андрея Александровича на Западе сравнивают с ним, Сталиным, каким он был после смерти Ленина, есть надежда, что Жданов продолжит правильный курс и не капитулирует перед Англией и США. На первый план выходит ленинградская команда во главе со Ждановым, взявшим на себя партию первой скрипки в борьбе с «безродными космополитами».

Как создавалась Бомба

Еще в 1944 году в недрах Наркомата госбезопасности был создан специальный отдел «С» по атомным проблемам. Возглавлял его близкий Берии человек — один из организаторов убийства Троцкого генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов, занимавшийся по совместительству террором и диверсиями. В начале 1945