Либеральный лексикон - Ирина Борисовна Левонтина

его угощали стаканом чая.

Но такое же неприятие мещанства было характерно и для людей, как будто не разделявших советскую идеологию. Напомним многочисленные высказывания о мещанах и мещанстве Марины Цветаевой, Бориса Пастернака, Владимира Набокова, акад. Сахарова и др.[33]:

Мещанской скукой веет от серых страниц «Правды», мещанской злобой звучит политический выкрик большевика, мещанской дурью набухла бедная его головушка. [Владимир Набоков]

И культ злоречья и мещанства

Еще по-прежнему в чести.

[Борис Пастернак]

Как писал Константин Азадовский:

Власть была заклятым, но не единственным врагом русского интеллигента. Другой и, может быть, более могущественный ее противник – мещанство. Обыватель, буржуа, средний гражданин – против него, «бездуховного» и «приземленного», издавна восставала часть русской духовной элиты, восторженно устремленная в романтические эмпиреи. Эти настроения питали русский социализм не менее, чем ненависть к самодержавию, и отчасти по этой причине многие интеллигенты (тот же Александр Блок) поддержали на первых порах большевистский переворот. [Константин Азадовский. «Судьбы его печальней нет в России…» // «Звезда», 2002]

Иногда сближение с официальными советскими установками осознавалось. Упомянем замечание из воспоминаний Е. М. Мелетинского:

…мое понимание чувства долга очень приблизилось к официальному, и этот долг выступил как императив, противостоящий себялюбию, трусости, мещанству.

Отвергали такую борьбу с мещанством весьма немногие. Ср. отрывок из «Воспоминаний» Надежды Мандельштам:

О.М. не любил и не позволял себе никаких выпадов против «мещанства». Мещан-бюргеров он, скорее, уважал и не случайно назвал Герцена, клеймившего их, барином. Но особенно его удивляли наши нападения на мещан и мещанство. «Чего они хотят от мещан, – сказал он как-то. – Ведь это самый устойчивый слой – на нем все держится».

Лишь к концу существования Советского Союза и после его распада стала получать распространение апология мещанства. Впрочем, однозначно положительное отношение к мещанину, как в представлении консервативного философа Александра Панарина о «национально-ответственном мещанстве» (из работы «Искушение глобализмом»), по сей день встречается крайне редко. В послесловии к «Словарю московского арго»[34] его автор В. С. Елистратов пишет:

Итак, русское, московское мещанство – это не сословие, […] это – синтетическое мироощущение… Сердиться на мещанство, критиковать и ниспровергать его – это почти то же, что сердиться на природу. В лесу растут грибы, мещане эти грибы собирают, солят, а потом едят. Они делали это всегда – и в 1147 г. и в 1997 г. […] Мещанин не защищает интересов своей идейно и юридически оформленной касты […] он защищает природные, естественные интересы личности, семьи, а значит – и человечества в целом. Мещанин хочет просто жить, ощущать жизнь во всей ее полноте – дышать свежим воздухом, вкусно есть, ухаживать за детьми, пить чай с лимоном и т. д. Мещанину нужны огонь, вода, земля и воздух.

Тимур Кибиров, который обозначает свою позицию словами «буржуазность, мещанство, средний, нормальный человек», зовет быть мещанами, отвергая весь «романтизм развитой, и реальный, и зрелый». Очень характерно, что Кибиров соединяет с романтизмом эпитеты социализма. Мы знаем, что развитой, и реальный, и зрелый социализм позже получил название эпохи застоя. Вот и Кибиров говорит о таком «застойном романтизме».

Леночка, будем мещанами! Я понимаю, что трудно,

что невозможно практически это. Но надо стараться.

Не поддаваться давай. Канарейкам свернувши головки,

здесь развитой романтизм воцарился, быть может, навеки,

Соколы здесь, буревестники все, в лучшем случае – чайки.

Будем с тобой голубками с виньетки…

[…]

Здесь, где каждая вшивая шавка

хрипло поет под Высоцкого: «Ноги и челюсти быстры,

мчимся на выстрел!» И, Господи, вот уже мчатся на выстрел,

сами стреляют и режут. А мы будем квасить капусту,

будем варенье варить из крыжовника в тазике медном,

вкусную пенку снимая, назойливых ос отгоняя,

пот утирая блаженный, и банки закручивать будем,

и заставлять антресоли, чтобы вечером зимним, крещенским

долго чаи распивать под уютное ходиков пенье,

под завыванье за окнами блоковской вьюги.

[…]

Эх, поглядеть бы тем высоколобым и прекраснодушным,

тем, презиравшим филистеров, буршам мятежным,

полюбоваться на Карлов Мооров в любой подворотне!

Вот вам в наколках Корсар, вот вам Каин фиксатый и Манфред,

Вот, полюбуйтесь, Мельмот пробирается нагло к прилавку,

вот вам Алеко поддатый, супругу свою матерящий!

[Тимур Кибиров. Послание Ленке]

Призыв «быть мещанами» здесь понимается в смысле противостояния двум «романтизмам» – люмпенскому и интеллигентскому. Кибиров предлагает квасить капусту, варить варенье, снимая с него вкусную пенку (отсылка к Вас. Розанову), осознать «метафизику влажной уборки» – в общем, любить живую материю жизни и не давать увлечь себя разнообразными химерами. Тем не менее, при всем обаянии образа частного человека с томиком Пушкина «за кремовыми шторами» (выражение из романа Михаила Булгакова «Белая гвардия»), для которого гражданская позиция состоит в том, чтобы быть лично порядочным и защищать своих близких, само слово мещанин в русском языке в целом остается малопривлекательным и ассоциируется вовсе не с булгаковско-розановской традицией.

С противоположной, конформистской стороны оправдывает «мещанскую» установку глава Института развития интернета и основатель Live-Internet Герман Клименко:

Я – мещанин. Если для того, чтобы в холодильнике была черная икра, нужно кричать «Путин велик!», то я буду кричать.

(https://360tv.ru/news/interesnoe/esli-nuzhno-krichat-putin-velik-ya-budu-krichat-german-klimenko-184/)

Бюргеры, буржуа и обыватели

Русскому слову мещанин по внутренней форме аналогично немецкое der Burger. У обоих первое, старое значение (горожанин) нейтрально, во втором же они выражают романтическое презрение к пошлякам-обывателям. Вообще коллизия борьбы с мещанством в русской культуре, безусловно, восходит к немецкому романтизму. Сквозной сюжет не только романтизма, но и всей немецкой литературы нового времени – противостояние поэта и бюргера, или, как формулировал Гофман, энтузиаста и филистера. У Томаса Манна герой новеллы «Тонио Крёгер» позиционирует себя как художника, который выше толпы, но втайне его влечет к незамысловатым, белокурым и голубоглазым. Он борется с бюргерством, но сам получает обвинение в том, что он не более чем заплутавший бюргер.

В русской литературе тип немецкого бюргера с яростным отвращением описан в цветаевском «Крысолове» (и это слово – бюргер – она и использует). Приведем еще несколько примеров:

Разница огромная между самым новейшим направлением русских построек, – направлением, ищущим своего идеала, и ужасными наклонностями нашей вчерашней старины в области архитектуры. Но то, что у нас уже отходит, по крайней мере в идеале,