Тяжелый свет Куртейна. Зеленый. Том 1 - Макс Фрай

Но сейчас никому звонить не хотелось. Хрен его знает почему. Хотя на самом деле, конечно, понятно. Просто осточертело уже быть беспомощным, постоянно кого-то о чем-то просить. Сколько ни говорил себе и другим: «Весь мир меня теперь бессовестно балует, и это приятно», – сам понимал, что первое – правда, а второе – все-таки нет. Ни хрена. Приятно – это когда можешь все сам. «Я так привык, – думал Эдо, поднимаясь с набережной на мост. – Поздно мне уже переучиваться. Да и не факт, что надо. Совсем не факт».

Холодно было зверски, как будто не сентябрь заканчивается, а уже начался ноябрь. Но, по крайней мере, дождь, моросивший с утра, перестал. И на том спасибо. Когда бредешь по городу поздним вечером и не знаешь, куда приткнуться, великое утешение оставаться при этом сухим.

В любой непонятной ситуации сперва выпей кофе, а потом уже с новыми силами не понимай – это простое правило выручало его всю жизнь. Хорошо, что в городе Вильнюсе есть улица имени города Вильнюса[14], а там – кофейня, которая работает аж до самой полуночи. Это они молодцы.

До полуночи оставалось всего полчаса, но до кофейни от набережной быстрым шагом можно добраться минут за десять. Он и пошел, потому что кофе – правда дело хорошее. И, кстати, разнообразных баров на той же улице Вильняус – завались. Можно будет потом накатить там для храбрости, вернее, для наглости. И отправиться-таки к Тони. А если в том дворе опять никакого кафе не окажется, то… ну, даже не знаю. Смотря, сколько к тому моменту успею выпить. Может даже и дверь эту их дурацкую заколоченную в щепки разнести.

На самом деле Эдо особо никогда не буянил. Даже в школьные годы дрался редко и только с теми, кого по какой-то причине боялся – им и себе назло. И, уж тем более, отродясь ничего не разносил в щепки. Он любил строить, а не ломать. Но думать, что, в принципе, это возможно, храбрости ему точно хватит, и отчаяния хватит, и дури, очень любил. Это всегда поднимало ему настроение и придавало сил. Ну и поскольку было правдой – действительно же готов! – обычно меняло в его пользу любой неудачный расклад. Реальность гораздо охотней идет навстречу, когда ты – угроза. Угрозу лучше учитывать. И уважать.

Но пока угроза из него была очень так себе, это Эдо и сам понимал. Слишком все-таки лирическое настроение. Как себя ни накручивай, а все равно же – счастливый дурак. И дома был счастлив все восемь часов без остатка, и здесь, на Другой Стороне, где всех наших сразу лютой тоской накрывает, да и местные, говорят, подолгу тоскуют и маются, вернувшись от нас домой. «А на меня, – думал Эдо, – Другая Сторона действует, как на юного Шарского демона, о которых Кара рассказывала. Приключение началось, ура! Может, я на самом деле и есть Шарский демон? А настоящего Эдо Ланга я, например, сожрал с потрохами, с именем, биографией и судьбой, то-то до сих пор помню так мало – просто профессор пока еще не усвоился. Например, у меня демонически медленный метаболизм. Правда, Шарские демоны не людоеды. Но я вполне могу быть первым, кто покусился на человечину. Пассионарием. Нонконформистом. Все-таки я – это я».

Так развеселился от этих мыслей, что даже сломанный аппарат в кофейне не испортил ему настроения. Но и планов не изменил. Мало ли что тут у вас поломалось, это ваши проблемы, а я свой кофе все равно получу. Знал, что за полчаса до закрытия бариста иногда сами отключают кофемашину, чтобы уйти пораньше, и врут посетителям, будто она неисправна, но девчонки вроде огорчились вполне всерьез. Предложил: «А давайте я посмотрю», – и, не дожидаясь ответа, нырнул под стойку. Хозяйским жестом похлопал блестящий бок, сказал: «Сейчас все будет нормально». На самом деле в профессиональных кофейных машинах Эдо понимал чуть меньше, чем ни хрена, но техника его всегда любила и буквально от прикосновения чинилась сама. Теперь-то понятно, почему так: дома рядовые поломки бытовой техники устраняются почти неосознанным усилием воли. Об этом никто специально не думает, тем более, даже в голову не приходит вслух обсуждать настолько очевидные вещи, просто все еще в детстве как-то незаметно, повторяя за взрослыми, приучаются строго и ласково смотреть на забарахливший прибор: ты чего это? Надо работать! Ты здесь для того, чтобы пользу нам приносить.

Удивительно, кстати, что этот навык продолжает работать на Другой Стороне, где совсем иного рода материя, гораздо тяжелей и плотней. По уму, одного усилия воли здесь никак не может оказаться достаточно, но у Эдо приборы всегда оживали как миленькие. И до сих пор продолжают оживать, принося ему славу супергероя, побеждающего энтропию. Вот и сейчас – подергал наугад какие-то рычажки, с умным видом ткнул на кнопку перезагрузки, и машина деловито зафыркала, а девчонки-бариста торжествующе завопили: «Ура!»

Был окрылен этой мелкой победой настолько, что честно заработанный кофе подействовал на него, как шампанское. В таком настроении вообще все действует, как шампанское, что ни проглоти.

Сидел снаружи, прямо на подоконнике, потому что уличные столы уже начали убирать. Но на широком низком подоконнике было даже удобней, чем на шатком металлическом стуле, так что не беда. Пил опьяняющий кофе, вдыхал ледяной опьяняющий воздух, курил совсем уж сшибающий с ног табак. Был доволен собой, весел, сердит, восхищен, растерян и беспредельно бездомен – ключ от съемной квартиры в кармане в этом смысле ничего не менял. Чувствовал себя так, словно только что в этот город приехал, где-то бросил рюкзак с вещами и сразу пошел гулять. Изумительное ощущение. Этого ему в новой двойной полупризрачной жизни больше всего не хватало – дурацких счастливых поездок неизвестно куда, не ради какой-то цели, а ради самой дороги и неизменно сопутствующей ей блаженной растерянности беспечного небожителя, внезапно свалившегося на землю: ой, а что это тут такое замечательное у вас?

– Надо же, какой вы везучий, – произнес у него над ухом знакомый голос.

Эдо сначала почти сердито подумал: «Галлюцинаций я пока не заказывал», – и только потом понял, что источник голоса, малоизученное, зато регулярно выдаваемое ему в ощущениях локальное мистическое явление по прозвищу Иоганн-Георг сидит рядом на подоконнике. Совершенно как настоящий, если не знать по опыту, не догадаешься, что это просто популярный многосерийный виленский бред. И одет, разнообразия ради, нормально. И тоже с картонным стаканом. То ли правда пьет кофе, то ли ловко маскируется под рядового посетителя кофейни, поди разбери.

Ответил ему:

– Везучий, факт. Сам удивляюсь. Я как раз сидел, думал, как было бы круто сейчас зайти к Тони на какой-нибудь полуночный суп, и сокрушался, что сам не умею…

– Что, кстати, странно, – перебило его чудесное видение. – По идее, давно должны бы уметь. Вы же там что-то ели и пили, причем много раз. Это должно сработать как клубная карта. В смысле, открыть перед вами двери. Со всеми Тониными завсегдатаями, которые к нему наяву приходят, было именно так.

– Мне говорили, – кивнул Эдо. – Но у меня пока не получается, хоть убейся. Может, еще слишком мало там съел?

– Да ладно вам – мало. Не прибедняйтесь. У Тони никто мало не ест. Это все ваш скептический ум и железная воля. Страшное сочетание в хороших руках! Вбили же небось себе в голову, что то ли нас не бывает, то ли ладно, бываем, но по какой-то зловещей тайной причине не желаем вас принимать; короче, не знаю, какая у вас концепция, вам видней. Но на вашем месте я бы ее сменил. Просто потому, что реальность, в которой мы с вами в равной степени есть и ходим друг к другу в гости, гораздо веселее, чем та, где у нас вечно не складывается. Вас же это, по идее, должно ужасно бесить!