Жестяной пожарный - Василий Зубакин

Крыть мне было нечем, да и втягиваться в спор я не намеревался – разговор еще не разогрелся до точки кипения.

– Несомненно, – сказал я, – де Голль.

– Для ускорения и движения к цели вам нужно оружие, – продолжал Черчилль. – Сейчас это промежуточная, но необходимая цель. Так неужели судьба трех второстепенных персон – вы знаете их имена – дороже поставленной и обозначенной цели? Вам должно быть известно, что за кулисами действуют силы, добивающиеся того, чтобы взамен национальной власти во Франции была развернута оккупационная военная администрация. Необходима мощная политическая воля, чтобы противостоять этим веяниям.

– Вы ставите условия, господин премьер-министр? – вкрадчиво спросил я, и американец, сидевший, заложив ногу за ногу, поспешно поменял позу в своем кресле.

– Упаси бог! – воскликнул Черчилль, улыбнулся, и все его широкое полное лицо пришло в движение. – Я взываю к вашему разуму! И, если угодно, к справедливости.

– Тогда дело другое, – сказал я. – Безусловно! Политическая сделка всегда лучше, чем тупик.

Американец снова поменял позу и расслабился.

– Вы, я уверен, обратили внимание, – продолжал хозяин, – что состав моих сегодняшних гостей подобран специфическим образом. Именно они, получив распоряжение, за считаные дни обеспечат формирование и отправку на континент военных грузов в объемах, которые будут им указаны. Все зависит от вас, барон. На одной чаше весов – судьба трех наших протеже. – Он скользнул взглядом по вновь застывшему в неподвижности Риду. – На другой – немедленная поставка оружия и всего, что вам необходимо для активизации боевых действий.

– Этот вопрос следовало бы решить с генералом де Голлем, – сказал я безо всякого воодушевления.

– Иногда генерал бывает упрям и совершенно несносен, – прорычал герцог Мальборо. – Некоторые вопросы он предпочитает решать кружным путем, в обход – без своего прямого участия. Тем более это дело, – он жестом указал на меня и американца, – входит в вашу компетенцию. Ну же! Париж стоит мессы! И если вам больше нравится называть нашу комбинацию сделкой, возражений нет.

– Слово «сделка» мне совсем не нравится, – сказал я, – но другое слово не приходит в голову. Ваши доводы звучат убедительно…

– …особенно возможность создания оккупационной союзной администрации в Париже, – прервал меня Черчилль.

– Но я прошу вас дать мне время на обдумывание. Хотя бы до конца дня, – заключил я.

Уже на следующий день после рабочего завтрака на Даунинг-стрит я получил приглашение принять участие в совещании Военного кабинета. Совещание вел сэр Уинстон Черчилль – премьер-министр, совмещающий наряду с премьерством и руководство военным министерством.

Совещание в основном было посвящено усилиям Лондона по обеспечению оружием французского движения Сопротивления. Я приготовился держать в очередной раз обстоятельную речь о необходимости поставок нашему подполью и несомненной от этого пользе британской короне, но этого не потребовалось. «Можете ли вы гарантировать, – спросил меня Черчилль в кулуарах до начала совещания, – что французы не воспользуются нашим оружием для междоусобной борьбы и что они, невзирая ни на какие политические соображения, безоговорочно подчинятся приказам генерала Эйзенхауэра?»

Этот интересный вопрос по-новому освещал нашу внутриполитическую картину, какой она виделась Черчиллю издалека, британский премьер был куда проницательней, чем желал казаться. И я, несколько смущенный его проницательностью, поспешил пуститься в разъяснения: да, междоусобные конфликты между моими вспыльчивыми соплеменниками не исключены – но только после окончательной победы над общим врагом. И держать в узде политических поджигателей – главная задача нашей национальной администрации во главе с де Голлем, которая придет к власти в послевоенной Франции. Аминь!

Главный сюрприз ждал меня через полчаса, в середине мощного и воинственного выступления Черчилля. «Я решил помочь французским патриотам!» – грозно глядя в зал, словно целясь из двустволки, сообщил премьер. Это обещание, адресованное высшим военным чинам империи, прозвучало для меня, как торжественный марш из «Аиды». Теперь мне хотелось только одного: как можно скорей добраться до своего бюро и отправить в Алжир де Голлю телеграмму с сообщением об этой драгоценной новости.

Мои встречи с сэром Уинстоном Черчиллем – специально организованные или почти случайные – не исчерпывались теми тремя, о которых я рассказал. Мне случалось в жизни встречаться со многими сильными мира сего, и, пожалуй, никто из них не произвел на меня такого глубокого впечатления, как «британский бульдог». Политических лидеров, этих небожителей, распоряжавшихся целыми народами и направлявших ход истории, объединяла одна общая черта – незыблемая убежденность в собственной непогрешимости. К этому обывательскому пороку всегда присовокуплялось отсутствие чувства юмора, не говоря уже о самоиронии, губительной для небожителей, как убийственный яд. Всех – но не Черчилля! Охотно разделяя со своими коллегами-автократами взгляд сверху на публику под ногами, эту несмышленую, легко поддающуюся внушению массу, послушную движению штурвала в руках капитана, он, в силу характера, а может, и происхождения, сохранял в себе качества обычного – а не сверх-человека, не свойственные диктаторам. Он был героем нации – в живом обличье, а не законсервированным, как Гитлер в своем запредельном безумии или Ленин в гранитном зиккурате у стен Кремля. Черчилль был одним из тех рыцарей и героев, на которых держался и по сей день держится мир, – со всей их стальной несгибаемостью, но и человеческими слабостями. Никогда, в силу склада характера, я не склонен был брать с кого-либо пример, предпочитая использовать собственный опыт. Сэр Уинстон Черчилль составлял исключение из правил: у него, единственного из встреченных мною мировых светил, я тщился позаимствовать хоть что-нибудь полезное для себя.

Назавтра после совещания Военного кабинета отлично налаженная машина Министерства обороны совместно с МИДом, службами разведки и Оперативным отделом диверсионной службы при главе правительства пришла в движение: колеса завертелись, дело сдвинулось с мертвой точки. Количество вылетов для доставки грузов и секретных агентов из Англии на континент увеличилось в десятки раз. Решено было вооружить шестьдесят тысяч партизан. Стояли лунные февральские ночи, и эти дни надо было использовать в полной мере. Ожидая открытия Второго фронта на севере Франции, немцы тоже не сидели сложа руки – они наращивали свое присутствие в Нормандии и укрепляли противовоздушную оборону, мы несли потери в самолетах, людях и грузах. Теперь же к тихоходным «Лизандерам» присоединились эскадрильи американских бомбардировщиков с английскими экипажами, в условленных местах сбрасывавшие для партизан военные грузы на парашютах. День ото дня эти полеты становились все опасней, да и сброшенные грузы не всегда попадали в руки тех, кому предназначались. Я предложил наладить снабжение наших людей на юге Франции через Алжир – это и ближе, и не столь рискованно. Предложение было изучено и принято, оставалось только обеспечить специальные подразделения самолетами и контейнерами для десантирования. Один контейнер вмещал сто пятьдесят килограммов груза, грузовой отсек самолета принимал десяток контейнеров, снабженных парашютами.