Жестяной пожарный - Василий Зубакин

С каждым часом приближался день «Д» – открытие Второго фронта, начало операции «Оверлорд». Никто не сомневался, что за высадкой союзников на побережье последуют освобождение Парижа и изгнание немцев из всей Франции. Это понимали и в Виши, и в Берлине, и в Москве. Французы исподволь готовились ко Дню освобождения – каждый по-своему. Коллаборационисты надеялись на чудо и, может быть, на короткую память победителей; заблуждения свойственны всем, даже занесенным дурным ветром на край обрыва. Вооруженные партизаны усиливали натиск на оккупантов, а гестапо ужесточало свои репрессии, и число казненных патриотов множилось. Я перебирал в памяти тех моих друзей и приятелей, кто остался в Париже и чья судьба будила тревогу в моем сердце.

Я составлял списки префектов – тех, кто должен с первых минут освобождения городов и деревень не допустить вакуума власти, которым могли бы воспользоваться военные структуры союзников или коммунисты. Когда генерал Жиро освобождал Корсику, получилось именно так: сначала власть на острове захватили коммунисты, а потом – американцы, сделавшие эту французскую территорию своим «непотопляемым авианосцем», не спросив на это никакого разрешения у де Голля.

В крупные города – столицы регионов – я подбирал наиболее надежных и компетентных комиссаров: Раймона Обрака – в Марсель, Ива Фаржа – в Лион. Задача была не из легких – вездесущий полковник Пасси все время пытался протолкнуть на крупные посты своих людей, зачастую весьма посредственных и ненадежных. Генерал де Голль, наученный неудачным корсиканским опытом, доверился моему чутью и знанию командиров подполья и занял мою сторону в конфликте с Пасси.

Братья тоже готовились к возвращению на родную землю: Франсуа – с первой волной десанта союзников в Нормандию, а Анри после освобождения из тюрьмы ухитрился сформировать и обучить в Алжире первую французскую группу коммандос. Во главе своих ребят-головорезов он в августе высадился возле Сан-Тропе и вошел, как нож в масло, в немецкий укрепрайон, обеспечив продвижение американцев на юге Франции почти без потерь. Второй раз мой брат, ревностный монархист и глубоко верующий католик, спасал тысячи жизней союзников: сначала – во время высадки в Алжире, теперь – на Лазурном берегу…

День «Д» настал! Немцы сражались стойко, и пляжи Нормандии обагрились кровью британских и американских солдат. Оружие, присланное Черчиллем, пригодилось: по нашему условному сигналу тысячи партизан вышли на железные и автомобильные дороги, чтобы задержать нацистские войска, спешившие к побережью. Мне сообщали, что танковая дивизия СС «Райх» из-за нашей рельсовой войны была вынуждена идти своим ходом, подвергаясь нападениям вооруженных партизанских групп. Задержки на каждой засаде на несколько часов складывались в дни и недели, которых хватило союзникам, чтобы укрепиться на захваченных плацдармах в Нормандии. К сожалению, каждый час задержки движения танковых колонн стоил нам десятков и сотен жизней наших бойцов. Озлобленные эсэсовцы сожгли деревню Орадур вместе со всеми жителями, и это была последняя капля в чаше моего терпения – не дожидаясь приказа де Голля, я покинул Алжир и кружным путем, через Лондон, отправился во Францию.

Когда стало понятно, что немцам не удалось сбросить десант союзников в море, встал вопрос о Париже: кто войдет в него первым, какая воинская часть – британская или американская? Французская, решил де Голль и сумел буквально вырвать у главнокомандующего союзников генерала Эйзенхауэра согласие на это. К Парижу устремилась дивизия генерала Леклерка – на американских танках с экипажами из бывших испанских республиканцев, но под французским сине-бело-красным флагом!

А у меня добавилось забот: нужно было, чтобы на освобожденной земле царил порядок; мои комиссары и префекты должны были не допускать самосуда над коллаборационистами. Это удавалось не всегда – кровь лилась обильно…

За деревьями, как говорят, полезно видеть лес. Будущее надо планировать, и я начал свою персональную спецоперацию – подготовку к массовому выпуску моей газеты «Освобождение» не где-нибудь, а именно в Париже. За неделю до парижского восстания наша редакция тайно перебралась в город; мой вечный ангел-хранитель Мартен-Шоффье добыл бумагу для первого тиража и нашел подходящую типографию, наборщики поддержали нас и согласились напечатать тираж, несмотря на танки и стрельбу на улице. В окнах установили пулеметы, в корзины для бумаг сложили гранаты – и работа закипела!

Позже я узнал, что таких, как мы, сумасшедших было много в Париже. Все работали для освобождения как могли: неподалеку от нашей типографии лауреат Нобелевской премии Фредерик Жолио-Кюри наладил производство коктейля Молотова по собственному уникальному рецепту.

Всякая победа над противником граничит с чудом, а наша – многократно. И дело не только в том, что силы подполья уже за несколько дней до подхода союзников к окраинам Парижа успешно атаковали немцев по всему городу, вынуждая их прятаться за стенами своих опорных пунктов. Главным было то, что в случае потери города Гитлер приказал военному коменданту генералу фон Колтицу заминировать и взорвать Париж, разрушив его до основания. Но фон Колтиц, исходя из разных побуждений, ослушался своего фюрера и сдался в плен союзникам. Париж остался цел. И это тоже было чудом.

Ко дню вступления французских и американских войск город был покрыт баррикадами, как это принято у парижан во времена революции. В ночной Париж, подавляя очаги немецкого сопротивления, вошла Вторая бронетанковая дивизия генерала Леклерка. А уже утром парижане держали в руках нашу газету «Освобождение» – и название газеты очень точно передавало суть этого великого дня!

Вместе с американскими и английскими войсками на Елисейских Полях по ревущему от восторга живому коридору обезумевших от счастья парижан прошли французские и американские армейские подразделения. Впереди, выделяясь своим уникальным ростом из группы сопровождавших, шел генерал де Голль.

– Вы сегодня счастливы! – сказал я полушепотом, оказавшись позже, во время молебна в соборе Нотр-Дам, рядом с де Голлем.

– Ошибаетесь, барон! – ответил генерал. – Счастья не существует!

Видимо, Бог нас услышал, и в подтверждение слов генерала откуда-то сверху раздались выстрелы, началась суматоха, но де Голль не бросился на пол, как все вокруг, он стоял спокойно и продолжал молиться.

Освобождение Парижа – заря новой эпохи: день торжества для одних, день крушения надежд для других. Оккупации пришел конец. Петен со своим правительством сбежал из Виши в Германию. Мы свободны! Да здравствует Франция!

Но война продолжается. Здравомыслящие немцы, не одурманенные нацизмом, – их, надо сказать, немного – понимают, что конец близок и неотвратим. А фюрер призывает соотечественников-арийцев к героизму и обещает скорую победу: секретное чудо-оружие уже выковано, оно обрушится на головы врагов рейха и обратит их в прах и пепел. Всем прочим резиденциям Гитлер предпочитает свои укрепленные убежища – Орлиное гнездо, Волчье логово – и оттуда, как и положено несгибаемому вождю, надменно озирает мир, приговоренный им к покорению. Достаточно нетребовательный в быту, он тянется к помпезным, иногда мистическим названиям, и это презренное тяготение обнаруживает в нем патологическое искривление психики.