Холодная луна - Джеффри Дивер

Пуласки снова огляделся по сторонам. Это снова скрежет или звук шагов? Капает вода. И ее капанье тоже напоминает звук тикающих часов, что еще больше нервировало Рона. И он вновь начал обходить помещение взад-вперед, продвигаясь к выходу, глядя вверх и вниз, так, как Райм писал в своей книге.

«Место преступления — трехмерное пространство…»

— Пока ничего.

И вновь недовольное ворчание Райма в микрофон. Пуласки замер на месте. Он услышал нечто напоминающее звук шагов.

Рука рванулась к бедру. И только тут он понял, что его «глок» недосягаем под «Тайвеком». Как глупо! Но что делать? Расстегнуть костюм, вынуть пистолет и перевесить его поверх «Тайвека»?

Он может вызвать загрязнение обследуемого места. И Рон Пуласки решил оставить пистолет под костюмом. «Ты ведь всего лишь в старом гараже, — напомнил он себе, — и здесь полно всяких шумов. Расслабься».

С «визитных карточек» Часовщика на Линкольна Райма взирали непроницаемые лунные лики. Жуткие глаза, неспособные ничего поведать.

До него доносилось только тиканье. Го́лоса Рона больше не было слышно. Затем появились какие-то странные звуки. Какое-то царапанье, лязг. Или это просто обычные помехи?

— Рон? Чем ты занят?

Ничего, и только тик… тик… тик…

— Рон?

Затем удар, громкий. Чем-то металлическим. Райм даже непроизвольно наклонил голову.

— Рон? Что происходит?

И вновь никакого ответа.

Райм уже собирался попросить, чтобы переключили частоту, и приказать Хауманну посмотреть, что произошло с парнем, когда внезапно в наушниках снова зазвучал испуганный голос Рона:

— …нужна помощь. Десять-тринадцать, десять… Я…

10-13 — самый срочный из всех вызовов в полиции.

— Ответь мне, Рон! — крикнул Райм. — Где ты?

— Я не могу…

Какое-то мычание в микрофон.

Рация замолчала. Черт!

— Мэл, вызови Хауманна!

Эксперт нажал несколько кнопок и крикнул:

— Вы соединены.

— Бо, это Райм. Пуласки попал в беду. Послал сигнал десять-тринадцать на мою линию. Вы не слышали?

— Нет. Сейчас проверим.

— Он собирался обследовать лестничный пролет, ближайший к «эксплореру».

— Принято.

Теперь, находясь на основной частоте, Райм слышал все сообщения. Хауманн направлял к Пуласки несколько подразделений тактической поддержки и вызывал медиков. А также отдал приказ своим людям рассредоточиться по гаражу и прикрыть выходы.

Райм от бессильной злобы вжал голову в кресло. Он злился на Амелию за то, что она променяла «его дело» на «другое» и вынудила Райма согласиться на кандидатуру Пуласки. Он злился на себя за то, что позволил неопытному парню в одиночку обследовать достаточно опасное место.

— Линк, мы на подходе. Мы его не видим. — Голос Селлитто.

— Только, ради всего святого, не сообщайте мне о том, чего вы не нашли.

— На этом уровне ничего нет.

— Здесь внедорожник.

— Где он?

— Там кто-то есть.

— Больше света! Нам нужно больше света!

Наступили мгновения тишины, которые показались часами.

«Что происходит? Черт побери, кто-нибудь мне что-нибудь скажет!»

Ответа на его молчаливое требование не последовало. Райм переключился на частоту Пуласки.

— Рон?

Вместо ответа он услышал серию каких-то хлюпающих звуков, словно кто-то, кому перерезали горло, пытается говорить, забыв о том, что уже навсегда лишился голоса.

20.26

— Эй, Эми. Нужно поговорить.

— Да, конечно.

Сакс в ходе своих поисков дела Фрэнка Сарковски направлялась на Адскую Кухню, расположенную в самой оживленной части Манхэттена. Впрочем, думала Амелия совсем не об этом. Думала она о часах, оставляемых убийцей на месте преступления. Думала о времени, движущемся вперед, и о времени остановившемся. Думала о тех мгновениях, когда мы хотим, чтобы время как можно скорее бежало и избавило нас от боли, которую мы испытываем. Но время никогда нам не повинуется. Именно в такие мгновения оно начинает тянуться невероятно медленно, а иногда почти останавливается, словно сердце приговоренного к смерти в момент казни.

— Нужно поговорить.

Амелия Сакс вспоминала другие разговоры давно минувших дней.

Ник продолжал:

— Вопрос очень серьезный.

Двое влюбленных в бруклинской квартире Амелии. Она совсем девчонка, в форме, туфли начищены так, что в них можно смотреться, как в зеркало. (Слова, которые любил повторять ее отец: «Хорошо начищенными туфлями ты сможешь добиться гораздо большего уважения, чем идеально отутюженной формой, милая. Всегда помни об этом». И она всегда помнила.)

Темноволосый красавец с вздувающимися мышцами, Ник (он мог бы тоже стать моделью) — полицейский. Старше ее по званию. Настоящий ковбой. Амелия сидит на краешке изящного кофейного столика из тика, купленного годом раньше на остатки денег, заработанных в модельном бизнесе.

Сегодня Ник выступает в роли тайного агента. Он в майке, джинсах, а на бедре у него маленький револьвер. Он давно не брился, но Амелии нравится его щетина. Планы на сегодняшний вечер таковы: он приходит к ней домой и они ужинают. Она запаслась вином, свечами, салатом, лососиной. Все уже стоит на столе, создавая уют.

С другой стороны, Ник уже несколько ночей не был дома. Поэтому, возможно, они поужинают позже.

Может быть, они вообще не будут ужинать.

Но сейчас действительно что-то случилось. И что-то очень серьезное.

Он стоит перед ней, он не убит и не ранен, его не застрелили при выполнении секретного поручения на самом опасном задании в полиции. Он следовал за машинами мафии. Там были большие деньги и большое количество оружия. Ника сопровождали три его ближайших друга. У нее возникает страшное подозрение, от которого сжимается сердце: а что, если один из них убит? Она ведь их всех прекрасно знает.

Или что-то еще?

Может, он хочет с ней порвать?

Мерзко… мерзко… но все-таки лучше, чем известие о том, что кого-то из знакомых пришили в перестрелке с бандой из восточных районов Нью-Йорка.

— Ну давай, выкладывай, — говорит она.

— Послушай, Эми. — Так ее всегда называл отец. Только им двоим она и позволяла так к себе обращаться. — Дело в том, что…

— Выкладывай, — повторяет она. Амелия Сакс привыкла прямо и без обиняков сообщать новости, того же она ждет и от других.