Хроники уходящего поколения - Валерий Николаевич Стовба

поколения. Для него прошедшая война была успешно пройденным испытанием страны на прочность. Главным героем, действующим лицом прошедших баталий был советский солдат. Он не терпел фальши, а тем более несправедливых оценок его в боях с гитлеровцами.

До Смирнова история Брестской крепости трактовалась по-разному. Некоторые герои ее защиты в очерках непрофессиональных журналистов становились предателями, неудавшимися командирами.

Десятки лет изучая эту тему, Смирнов вернул многим бойцам Брестской крепости их честное имя, их награды, доверие Родины. Особенно тем, кто в силу обстоятельств попал в плен к гитлеровцам.

Нелегко далась Сергею Сергеевичу его правда о войне. В перспективе Смирнов собирался по-новому осветить и историю второй ударной армии, разделив предательство генерала Власова и незапятнанную честь его бойцов.

К сожалению, для этого ему не хватило жизни. За него это сделали другие.

В. ИГНАТЕНКО. Мы все знали, что трилогию Брежнева о войне и мирной жизни вместо генсека написал он — Виталий. Жизнь познакомила нас в 1975 году, когда он работал ответственным секретарем «Комсомольской правды».

Проходя практику в «Комсомолке», я попал в сложную ситуацию. Один журналист доверил мне выехать в ответственную командировку, а другой был категорически против. Решить эту проблему я зашел в кабинет Игнатенко. Выслушав меня, он подписал командировку, сказав: «Езжай. Верю в тебя.»

Я оправдал его доверие. И на всю жизнь научился доверять людям.

Познер

Очередной семинар на нашем факультете журналистики вели руководитель иновещания по радио на западные страны и молодой журналист иновещания Владимир Познер. Мы впервые тогда, в 1973 году, услыхали эту фамилию.

Молодой мужчина выглядел не по-советски элегантно: импортный костюм, под ним вязаный жилет и вместо галстука яркий шейный платок. Как оказалось, из слов руководителя иновещания, Владимир Владимирович прибыл в СССР на постоянное место жительства вместе с отцом — продюсером из Франции. Изучил в совершенстве русский язык и ведет свою радиопрограмму для жителей США. О чем говорил чиновник с иновещания, я не запомнил. А вот каждое слово Познера без труда осталось в памяти.

Он прекрасно знал систему радиовещания в США. Американцы слушали только местные радиостанции, игнорируя федеральные. Потому иновещание имеет дело только с местными структурами, продавая им подготовленные в Москве программы.

— Если вещаешь для зарубежного слушателя, — учил нас Познер, — над любить его. Иначе твой материал не дойдет до сердец американцев. Тематика передач, по твердому убеждению Владимира, должна быть предельно приближенной к жизни рядового человека и не содержать ни капли лжи, сглаживания существующих проблем.

В качестве примера он привел подготовленный им материал, получивший высокий рейтинг в США. А рассказал он о том, как бесплатно получил квартиру в Москве и как решал проблемы переезда, ремонта: нанять машину, найти грузчиков, достать необходимые обои, мебель и т. д. Старшее поколение помнит те времена, когда в магазинах трудно было без очереди купить нужное. А еще он в красках и ролях рассказал о подготовленных им передачах про московское метро и свою тещу.

Мы, слушатели отделения журналистики, еще и не подозревали о том, кем станет Владимир Владимирович на советском и российском телевидении. Но для меня, например, рассказы Познера о его авторской кухне стали одним из кирпичиков фундамента моей дальнейшей профессиональной деятельности

Партия с чемпионкой мира

Эта весть быстро разлетелась среди слушателей высшей комсомольской школы: к нам приезжает чемпионка мира по шахматам Нонна Гаприндашвили. Состоится встреча, после чего она даст сеанс одновременной игры на двадцати досках. Любители шахмат сразу же начали формировать команду, которая будет противостоять чемпионке.

Я шахматист так себе — по второму-третьему разряду. Да и время заявиться пропустил. Так что в состав сборной не претендовал. Однако события повернулись иначе.

Володька, с которым мы служили в морской пехоте, поинтересовался, не вошел ли я в сборную:

— Ты же неплохо играл за сборную дивизии.

Я не стал говорить ему о своем слабом уровне мастерства и с небольшой долей вранья ответил, что опоздал заявиться. Двадцать шахматистов уже набраны.

Хитрюга Володька улыбнулся:

— Да это не проблема. Я решу ее. Но только при одном условии — ты не опозоришь мою протекцию.

— Как это?

— Продержишься с ней двадцать один ход?

— Думаю, да.

— В таком случае предлагаю пари: если партия продлится более двадцати одного хода — бутылка с меня. Если меньше — с тебя.

— Согласен.

Через день мне сообщили, что я включен в сборную на двадцатой доске. И еще. То ли Володька проговорился, то ли как иначе, только среди слушателей разнеслась весть о нашем пари.

« « «

Чемпионку мира встречали горячо, с любовью. Забросали вопросами из жизни шахматистки, о встретившихся ей трудностях на пути к чемпионству, о том, как воспринимает мировую известность.

После встречи все перешли в фойе, где были установлены двадцать партий шахмат. Я занял свое последнее в шахматной квалификации место. Игра началась.

Первые три — пять ходов завершились в темпе блица. Все участники давно усвоили дебюты по учебнику Панова. Имея свободные минуты, я осмотрелся. Боже правый! Основная масса зрителей собралась возле моей доски. Ну и жук же Володька! Видимо весть о нашем пари разлетелась широко. Это придало мне силы. До десятого хода я уверенно, по Панову, разыгрывал сицилианку. Делая очередной ход, Гаприндашвили улыбнулась мне, тем самым, видимо, оценив мое знание теории.

Но чем дальше — тем хуже. Добравшись до миттельшпиля, я стал чаще задумываться, иногда просил Нонну предоставить мне дополнительное время на обдумывание. Чемпионка делала ходы, которые ставили меня в тупик. На мой взгляд, они были нелогичны. Но, черт подери, красивы.

На шестнадцатом ходу Гаприндашвили пожертвовала мне коня. Принял жертву. Зрители, собравшиеся возле моего столика, зашушукались. Некоторые парни показывали мне большой палец, мол, молодец, так держать. Но на душе у меня было невесело. Я чувствовал подвох в принятой жертве фигуры, но никак не мог сообразить, где прячется предмет моей тревоги. Даже не предмет тревоги, а мое бесславное поражение. Это я понял после восемнадцатого хода чемпионки. Как я ни анализировал создавшуюся позицию, от мата в три хода мне было не уйти.

Думал долго. Гроссмейстер дважды прошла мимо моего столика. Делом чести было сдать партию и пожать руку соперника. Но ведь за моей спиной, ожидая развязки, стояло человек тридцать, посвященных в суть пари. И здесь у меня был выход: забыть о совести, профессиональной этике и продолжить партию в безнадежной позиции до двадцать первого хода, и услышать слова соперницы «Вам мат». В результате я бы выиграл эту несчастную бутылку. Когда Нонна в очередной раз