Метамодернизм. Будущее теории - Jason Storm

к пожелтевшим бумагам. Только увалень будет искать настоящего Эдисона в этой семиотической игре.

. . . Такая схема позволит избежать попыток вернуться к некой досемантической "реальности", стоящей за документами.

Большую часть своей энергии антибиография Ная черпает из отрицания значимости Эдисона как исторической фигуры. Тексты об Эдисоне не имеют источника, помимо других текстов. Изображения Эдисона не имеют никакого значения, кроме их отношения к другим изображениям в целом, и так далее. Для Ная все лингвистические знаки в каком-то смысле должны быть "произвольными", под чем он, по-видимому, подразумевает, что попытки референции невозможны или, по крайней мере, ошибочны.

Чтобы проиллюстрировать, почему эта теория языка так неблагополучна, мы могли бы сказать о снежной обезьяне то же, что Най сказал об Эдисоне. У данного счетчика не было предмета. Мои ссылки были не на ключ, а на другие знаки. (Это озадачивает в плане смысла, так как, казалось бы, предполагает, что, говоря "посмотрите на эту обезьяну", я должен был бы жестикулировать на другие дискурсивные моменты, а не ссылаться на конкретное существо). Только "мужлан" будет пытаться выяснить, к какому виду животных я обращаюсь и существует ли оно на самом деле. (Может быть, я действительно видел медведя или лемура.) Искать какую-то особую экстралингвистическую "реальность" за моими действиями было бы ошибочно. (Между знаками существуют лишь произвольные различия - ни сходства, ни референции, ни фиксированного значения. (Почему я вообще говорю вам об этом? Потому что писать - это, по-видимому, ошибочная попытка утвердить определенный смысл.)

Кроме того, Най и его коллеги-постструктуралисты отвергли бы возможность существования неарбитражных, изоморфных аспектов карт или фотографий. Они отвергли бы возможность "перевода" с японского на английский, или, по крайней мере, отвергли бы идею о том, что некоторые переводы могут быть более точными, чем другие. (В качестве предварительного контраргумента существование неумелых переводов опровергает эту точку зрения. В качестве примера можно привести скетч Monty Python "Dirty Hun- garian Phrasebook" [эпизод 25, 1970], в котором Джон Клиз, изображающий венгра в британском магазине, пытается сделать заказ с помощью из извращенно неточного венгерско-английского разговорника. Пытаясь попросить спички и сигареты, он в итоге говорит такие вещи, как "Мой корабль на воздушной подушке полон угрей" и "Вы хотите вернуться ко мне, баунси-баунси?". Этот разговорник надуман, но если вы допускаете существование неумелого перевода, неправильного перевода или плохого перевода, то вы допускаете возможность того, что переводы могут быть более или менее точными). Анимальная коммуникация и естественные знаки неизбежно окажутся за пределами типичного кругозора этих теоретиков. Постструктуралистские представления о значении никак не объясняют мою способность интерпретировать дождевые облака, японские тексты или зов снежной обезьяны, не говоря уже о способности снежных обезьян понимать друг друга.

Можно подумать, что эта встреча с нечеловеком идеально подходит для анализа современным новым материализмом, поскольку новые материалисты часто определяют свое движение как оппозицию постструктурализму и регулярно гордятся тем, что свергают человека со своей онтологии. Мне многое нравится в этом движении, но сюрприз заключается в том, что у нового материализма будет не меньше проблем с экспликацией этой встречи. Действительно, окажется, что новые материалисты ничего не могут сделать для объяснения вышеописанного взаимодействия; они могут только описать его. Как видно из нижеследующего, новые материалисты пытаются быть постсемиотическими, но они продолжают ставить проблемы, которые может решить только семиотика.

Если и есть что-то общее между разнообразными теориями, объединенными под знаменем "Нового материализма", так это то, что их обращение к материи мотивировано неприятием "лингвистического поворота". Рози Брай-дотти - философ-феминистка, которой обычно приписывают разработку термина "новый материализм", - так резюмировала рождение этого движения: оно "возникает как метод, концептуальная рамка и политическая позиция, которая отказывается от лингвистической парадигмы". Их критика в основном сводится к той или иной версии утверждения, что, как выразилась Карен Барад, "язык наделяется слишком большой властью". "Их критика лингвистического поворота в основном сводится к той или иной версии утверждения, что, как выразилась Карен Барад, "язык получил слишком много власти".30 Вкратце, они утверждают, что "постмодернистские" или "постструктуралистские" теоретики слишком много внимания уделяют словам и упускают из виду вещи. Хотя эта критика имеет под собой основания, новые материалисты, как правило, не осознают, насколько они обязаны тем самым движениям, против которых они выступают.

Техническая лексика нового материализма во многом заимствована из постструктурализма и теории литературы. Термин "актант", например, пришел из структуралистского литературного анализа, где он использовался для обозначения "функций или ролей, занимаемых различными персонажами повествования". В этом плане можно привести еще один пример: "сборка" (assemblage) - тот самый термин, который многие связывают с Жилем Делёзом, - встречается в работах таких канонических постструктуралистских мыслителей, как Ролан Бартез и Юлия Кристева31 . Действительно, Соссюр использует "сборку" (l'agencement) - тот самый термин, который многие связывают с Жилем Делезом, - чаще, чем слово "структура". Более того, несмотря на заявления о том, что Акторно-сетевая теория является альтернативой структурализму, Леви-Стросс рассматривал и "сеть" (réseau), и "сборку" как почти синонимы ныне дискредитированной "структуры". В конце концов, несмотря на некоторые вводящие в заблуждение метафоры структур как клеток или законов, структуралист в первую очередь подразумевал под структурой систему отношений или сеть узлов. Ирония заключается в том, что ученые, которых, вероятно, не застали бы врасплох за использованием таких терминов, как "структура", в позитивном смысле, сейчас вновь вводят такие термины, как "сеть" и "подобие", чтобы сделать всю ту работу, которую в классическом структурализме делала "структура". Почти не пропуская ни одного удара, новые материалисты обменяли лингвистические сети на материальные сборки. Некоторые из тех же теоретиков даже смогли превратиться из парагонов постструктурализма в парагонов нового материализма, просто говоря о материи то, что они ранее формулировали в терминах дискурса. То, что новые материалисты часто переводили в онтологию то, что постструктуралисты делали в терминах языка, не делает их обязательно ошибочными, но начинает намекать на ограниченность их проекта.

Другие ограничения наиболее очевидны в их обычных операционных процедурах. Типичная научная работа, написанная в духе нового материализма, описывает конкретную совокупность (или сеть), которую ученый хочет изучить, а затем идентифицирует актанты - как человеческие, так и нечеловеческие, - составляющие эту совокупность. В таком подходе нет ничего плохого. Понятие сборки особенно полезно, когда оно подталкивает нас к рассмотрению не только текстов и их авторов. Но эта процедура ничего не устанавливает сама по себе. Все может быть истолковано как часть ассамбляжа. После того как в кейс-стади перечислены все конкретные вещи, составляющие ассамбляж (скажем, человек, подписывающий закладную, человек, давший ему закладную, бумага, из