Когда Венера смеется - Стивен Сейлор

— Так между Клодией и этим Катуллом есть какая-то связь?

— Была раньше. Все кончилось еще до того, как Катулл уехал из Рима прошлой весной. По крайней мере, кончилось со стороны Клодии. Ты думаешь, он следил за тобой?

— Да. У тебя есть какое-нибудь предположение — почему?

Клодий покачал головой.

— Он странный малый. Его трудно раскусить. Совсем не интересуется политикой; думает, что он поэт.

Клодия тоже так думала; едва ли не половина его стихов — про нее. Женщинам нравится подобная чепуха, особенно когда она исходит от таких дураков, как Катулл. От тех, кто истекает кровью от любви; просто ходячий геморрой какой-то. Я помню, как однажды ночью он читал стихи вот с этой сцены, где сейчас стоит Эфиоп, вместе с другими молодыми поэтами, в окружении своих почитателей с горящими глазами, под пение сверчков, под светом луны. Сначала он убаюкал всех своими сладкими, как мед, словами, а затем взболтал горшок и показал всем червей, что таились на дне. Лицемер, сквернослов, многострадален. Он даже как-то сочинил одно обо мне.

— Стихотворение?

Подбородок Клодия напрягся.

— Не многим удачнее, чем те вирши, что распевает обо мне банда Милона, и гораздо непристойнее. Так он вернулся? Клодия скоро услышит о нем, я полагаю. Если заметишь еще раз, что он следит за тобой, — советую дать ему как следует кулаком в зубы. Он не боец. Его язык — его оружие. Он хорош, когда нужно написать стихотворение или оскорбить кого-нибудь, а так он больше ни на что не годен, судя по моему… судя по опыту тех, у кого есть причины это знать. Смотри-ка, это печенье лишь заставило меня еще больше почувствовать голод, да и солнце уже садится. Я не уйду, пока не увижу Клодию. Оставайся и раздели со мной хороший обед.

Я колебался.

— Говорю тебе, она может появиться в любой момент. Она захочет точно узнать, что произошло в банях, услышать это из твоих собственных уст. Если я сам стану рассказывать ей, то либо мною овладеет гнев и я начну задыхаться, либо стану смеяться в самых неподходящих местах.

Явились рабыни, чтобы унести вино и печенье. Я велел одной из них позвать Белбона из передней. Он пришел, неуклюже переваливаясь по ступеням, глядя на статую Венеры с должным выражением ужаса. Затем он заметил Эфиопа на другом конце сада. Они оба напрягли плечи, раздули ноздри и обменялись подозрительными взглядами.

— Да, хозяин?

— Сходи с сообщением к Вифании. Скажи, я буду обедать сегодня в другом месте.

— Здесь, хозяин?

— Да, здесь, в доме Клодии. — Я содрогнулся, представив, как воспримет это сообщение Вифания. Если бы она знала, что я собираюсь обедать с мужчиной под звуки пения евнухов с великаном Эфиопом в роли компаньонки!

— Мне потом вернуться, хозяин?

Прежде чем я успел ответить, Клодий поднял руку.

— Ни к чему, Гордиан. Я позабочусь, чтобы тебя проводили домой в целости и сохранности.

Он холодно посмотрел на меня, вызывая меня выразить ему недоверие. Я пожал плечами и кивнул.

— Не стоит возвращаться, Белбон, — сказал я. — Я сам доберусь домой.

Белбон бросил последний подозрительный взгляд на Эфиопа, затем повернулся и стал взбираться по ступеням, запрокинув голову, чтобы лучше разглядеть внушающую страх красоту Венеры.

* * *

Спустились сумерки. После безумного крещендо пронзительных флейт пение галлов внезапно прервалось. Наступила блаженная тишина.

— Ну, — сказал Клодий, — должно быть, даже евнухам нужно есть. Ночь теплая. Раз шум прекратился, может, останемся в саду?

Принесли ложа и светильники. Обед был не слишком обильный, но изысканный. Среди удовольствий, вкушаемых Клодией, числились, по-видимому, и те, которые способен устроить хороший повар. Блюда были из тех, которые следует есть медленно, смакуя каждый кусок под аккомпанемент неспешных разговоров.

— Эти галлы! — сказал Клодий, шумно прихлебывая рыбный суп. — Что ты знаешь о культе Кибелы, Гордиан?

— Не слишком много. Я иногда вижу галлов на улицах в те дни, когда им позволено публично просить милостыню. Мне приходилось слышать обращения к Кибеле во время праздника Великой Матери. И конечно, я знаком с другом твоей сестры Тригонионом. Но я ни разу не слышал ничего подобного сегодняшней музыке.

— Ее культ существует в Риме давно, однако немногим известно о нем что-нибудь существенное. История о том, как Кибела очутилась в Риме, достаточно интересна.

Вино и еда успокоили меня. Я уже почти забыл сердитое присутствие Эфиопа, который по-прежнему стоял, скрестив руки, на сцене и наблюдал за тем, как мы едим.

— Расскажи.

— Это случилось в те дни, когда в Италии неистовствовал Ганнибал, и никто не мог его обуздать. Коллегия из пятнадцати жрецов обратилась к книгам Сивиллы и получила оракул: прогнать врага можно только в том случае, если привезти в Рим Великую Мать-богиню из ее святилища во Фригии. Случилось так, что царь Аттал, который в то время правил Фригией, оказался нашим союзником. Тем не менее сначала нужно было испросить разрешение у самой богини. Когда фригийские жрецы задали ей этот вопрос, она потрясла землю и ответила. «Отправьте меня! Рим — подходящее место для любого божества!» Так царь Аттал согласился даровать Риму статую Кибелы вместе с крупным осколком скалы, который упал с небес в незапамятные времена и впервые подвигнул людей поклоняться ей.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил я.

— Гордиан, ты неблагочестивый человек. Или ты не знаешь, что я член Коллегии жрецов? Я обладаю привилегией заглядывать в сивиллины книги. Я заседаю в комитете, который упорядочивает поведение галлов и культ Великой Матери. Что вполне естественно, учитывая, что мой род связан с Кибелой со дня ее прибытия в Рим.

— Ты имеешь в виду историю о Клавдии Квинте, — сказал я.

— Ты знаешь ее?

— Лишь понаслышке; и конечно, мне ни разу не доводилось слышать ее от потомка великой женщины.

Клодий улыбнулся.

— Корабль с небесной скалой и статуей Кибелы на борту подошел к устью Тибра и начал продвигаться к Риму, сопровождаемый толпами народа, следовавшими за ним вдоль обоих берегов. Но, когда он подошел к самым докам, чтобы спустить на берег свой божественный груз, в днище его внезапно открылась щель, и он начал тонуть. Официальные лица, находившиеся в доках, впали в панику. Только представь: великие люди явились в специально назначенный день, чтобы впечатлить массу народа, а вместо этого оказались перед лицом катастрофического предзнаменования. Богиня-Мать, прибывшая, чтобы спасти Рим от Ганнибала, вот-вот утонет в Тибре! Еще вина с медом?

— Нет, спасибо.

— Еще чуть-чуть не повредит. — Он махнул одной из рабынь наполнить мою чашу. —