Принц Модильяни - Анджело Лонгони

– Я убежден: для того чтобы найти простоту в искусстве, необходимо оставаться молодым. Когда мы больше не молоды – мы умираем; но, к счастью, – Бранкузи хитро улыбается, – можно оставаться молодыми до девяноста лет.

Паста уже в тарелках. Константин садится за стол и берет вилку.

– Я заметил, что ты кладешь пасту в кипящую воду.

– Конечно, именно так и делается.

– Я ее кладу сразу.

– Нет! Это абсолютно неправильно.

Он берет вилку и нож и начинает резать спагетти.

– Нет!

Он вздрагивает от испуга.

– Ты режешь спагетти?..

– А что мне с ними делать?

– Наматывать! Смотри, вот так.

Я показываю ему, как это делается, используя только вилку. Он повторяет за мной, сначала немного неловко, двумя руками, и, наконец, кладет в рот пасту со стекающим соусом.

– Это необыкновенно. Это совершенно иначе, не так, как делал я. Они вкуснее и тверже.

– Нужно бы еще добавить базилик…

– Что это такое?

– Душистая трава.

– Ее продают в Париже?

– Не знаю. Безусловно, она есть у Розалии Тобиа. Знаешь ее?

– «У Розали»? Кто же ее не знает. У меня есть знакомый рабочий, который плавит металл; он мне иногда приносит пасту. Если ты будешь ее готовить, мы можем обедать вместе, когда захочешь. Я пока не знаю, насколько ты хороший художник, но как повар ты определенно лучше меня. Хочешь вина?

– Да, спасибо.

Константин поднимается, берет бутылку красного вина и ставит ее на стол, затем наполняет два бокала. Я пробую – и осмеливаюсь предположить происхождение вина:

– Похоже, это Кьянти; думаю, что это тосканское вино, итальянское.

– Все лучшее происходит из Италии – а я там никогда не был. Но я поклонник итальянского скульптора Медардо Россо.

– Я его знаю. Он необыкновенный, он создает волшебные, поистине импрессионистские эффекты, заставляя забыть о материале, из которого создана работа…

Мы какое-то время едим молча, потом я осмеливаюсь спросить:

– Я могу ваять рядом с тобой? Во дворе?

– Что за вопрос? Конечно.

Дорогая мама, кажется, я наконец-то нашел свой путь – и рядом со мной человек, которым я вдохновлен, мой наставник. Это румынский скульптор, его зовут Константин Бранкузи. Он старше меня, у него больше опыта, и он настоящий гений. Наблюдая за его работой, я чувствую радость и надежду.

Я уже несколько месяцев живу в общине художников, здесь я нашел дружбу и братство. Не буду от тебя скрывать, что жизнь, которую я сейчас веду, требует затрат. Мне нужна помощь, чтобы приобрести мрамор, и я буду благодарен, если ты пришлешь мне денег. Только лишь необходимое для работы. Надеюсь, это не слишком сложно и обременительно.

Я скульптор, теперь я это знаю. Бранкузи показывает мне путь – и я уверен, что пойду по нему без сомнений и неуверенности. Я ваяю головы, нахожу вдохновение в первобытном искусстве, идолах, во всем изначальном.

Константин говорит, что большинство художников смотрит на мир, не постигая его; часто они не в состоянии видеть то, что приближает нас к Богу. Это любопытно. Я не знаю, что для него Бог, поскольку он не религиозен. Полагаю, что для него это – идея, неопределимая тайна, содержащаяся во всем. Для него Бог – это способ отстраниться от себя.

Он рослый и крупный мужчина, грубый и молчаливый, но когда он со мной разговаривает, когда он рассказывает о своих чувствах, – кажется, что он взлетает. Он совершенно не хочет меня убеждать, не желает, чтобы я стал думать как он, а лишь хочет объяснить мне свой внутренний мир. Он говорит, что нужно смотреть на себя со стороны, и постоянно твердит: работай как раб, распоряжайся своим творчеством как король и создавай как Бог. На данный момент я довольствуюсь тем, что наблюдаю за его жизнью и работой, – и таким образом учусь.

В Румынии он был пастухом и почти все время находился в одиночестве. Знаешь, он был настолько беден, что у него не было денег, чтобы поехать в Париж, – и он прошел большую часть пути пешком, от Вены до Парижа. Теперь он участвует во многих выставках и продает свои работы. Он один из самых уважаемых и авторитетных скульпторов – и тем не менее живет очень скромно.

Хозяин дома, Поль Александр, принимает мои работы в счет арендной платы. Я плачу ему рисунками и портретами. Он все время предлагает мне быть художником, а не скульптором.

Поль заказал мне портрет одной своей подруги; я выполнил этот заказ маслом на холсте высотой полметра и назвал эту работу «Еврейка». Но главная новость состоит в том, что эту картину и другие мои работы выставили в Салоне Независимых – и они всем понравились!

Меня отнесли к школе Сезанна, хотя я вовсе не пытаюсь ему подражать. Меня раздражают сравнения с другими. Ты прекрасно знаешь, что меня никто не вдохновляет; напротив, я пытаюсь быть самим собой – в надежде, что, возможно, другие однажды будут вдохновляться моими работами.

Но с этим ничего не поделаешь: в Париже все помешаны на принадлежности к художественным течениям. Все хотят быть знаменосцем какой-либо армии. Сейчас наиболее успешная группа – это кубисты. В особенности – Пабло Пикассо, испанец, сильная личность и прирожденный лидер; он способен объединять вокруг себя большие группы художников.

Я не понимаю, зачем копировать за кем-то его уникальный метод работы. Что за удовольствие подражать кому-то? Я обожаю Бранкузи – но я не мечтаю делать то же самое, что и он; в конце концов, это было бы просто неуважением.

Темно, все погружено в темноту.

Слышу звук вдалеке: музыку и голоса, много женских голосов. Вижу множество обнаженных женщин.

Что-то я помню, а что-то нет. Что я сейчас делаю?

Чувствую смешанные запахи и какой-то сильный аромат. Нет, они разные: один – ладан, другой я не могу разобрать, третий – роза и ландыш. Как будто кто-то разбрызгивает их вокруг.

Я возбужден и не понимаю, что произошло; я не чувствую себя плохо, но я в смятении; что-то вызвало провалы в памяти.

Я должен открыть глаза, чтобы понять, кто играет с моим членом.

Я ощущаю влажность языка и трение зубов. Кто-то посмеивается мне на ухо. Какая-то девушка засовывает язык мне в рот, я чувствую вкус абсента.

– Открой глаза!

Почему я ничего не помню?

Теперь музыка кажется ближе. Колокольчики. Скрипки. Смех.

Язык спускается с губ к шее и затем поднимается к уху. Теплый, влажный. Тяжелое дыхание.

Где я?

– Открой глаза!

Откуда у меня такая эрекция? Я не понимаю и не помню.