Принц Модильяни - Анджело Лонгони

Я дохожу до двери, открываю ее. Все звуки усиливаются. Музыка, голоса, смех. На меня нападает великан, он ростом метра четыре! Длинные ноги медленно передвигаются, огромные руки раздвигаются, высвобождая крылья… Я пугаюсь и прислоняюсь к стене, практически падаю. Затем я замечаю, что позади того великана есть еще и другой, который кружится в нелепом танце.

Два артиста в костюмах персонажей ада танцуют на огромных ходулях. Два огромных дьявола с головой и крыльями птицы. Скрипач следует за этими страшными созданиями, играя мелодию, похожую на вальс.

Неподалеку мужчина с обнаженным торсом выплевывает языки пламени, брызгая керосин на зажженный факел. Вокруг него собрались женщины, они смеются и обсуждают геркулесовское тело пожирателя огня.

Я во дворе «Дельты», это точно. Все пространство наполнено художниками и людьми, которых я знаю; здесь танцовщицы, проститутки, народ всех мастей. В дальней части двора разожгли костер, люди принесли стулья из своих квартир и расположились вокруг костра.

Кто-то громко декламирует, рядом с ним полуобнаженные девушки. Я узнаю Гийома Аполлинера.

Пока он декламирует, одна из его ассистенток делает вид, что чешется, и проходит сквозь публику, чтобы продемонстрировать то же на присутствующих мужчинах.

Девушки вокруг Гийома продолжают беспорядочно двигаться. Они разыгрывают из себя танцовщиц без какого-либо изящества. Вдруг Гийом хватает одну из девушек, обнажает и целует грудь, затем опять декламирует:

Народ смеется. Аполлинер поворачивается к аудитории, освещенной пламенем костра, и кланяется, призывая публику аплодировать. Кто-то передает ему бутылку, и он пьет через трубочку.

У меня нет сил стоять на ногах, голова кружится, я спотыкаюсь и хватаюсь за первого, кто проходит мимо меня.

– Амедео Модильяни!

Я узнаю голос.

– Ты перепил?

Я поднимаю глаза и вижу его лицо. Меньше всего я хочу, чтобы именно этот человек видел меня в таком состоянии.

– Правильно сделал, а то ты все время такой воспитанный, трезвый… Наконец-то ты расслабился. Ты в курсе, что от тебя воняет блевотиной?

– Пабло…

– Я узнал от Поля Александра, что дела у тебя идут неплохо. Он говорит, что твои портреты ценятся.

– Жаль. Я скульптор.

– Я тоже. Одно не исключает другое. Разве нет? Лучше, когда тебе платят за то и другое, чем только за что-то одно.

Меня снова шатает.

– Тебе плохо?

– Очень.

– Тебя проводить?

– Да, спасибо.

– Где ты живешь?

– Не знаю.

– Здесь, в «Дельте»?

– Да.

– И ты не помнишь где?

– Нет.

– Есть кто-то, кто это знает?

– Ко… Константин.

– Бранкузи?

– Да.

– Я не видел его на вечеринке…

Я не могу ответить; ноги подгибаются, и я падаю на землю. Снова все погружается во тьму.

Я просыпаюсь от ледяного удара хлыстом по всему телу.

Открываю глаза и вижу Бранкузи и Пикассо. Я полностью раздет и лежу в своей комнате. Они вылили на меня ведро холодной воды, но у меня нет сил реагировать. Я испытываю лишь стыд.

Константин не выглядит сколько-нибудь смущенным, а Пабло, похоже, даже весело. Они не разговаривают, не комментируют, а просто занимаются делом. Константин моет меня мокрой тряпкой, а Пикассо делает кофе. Я молчу, у меня нет сил вымолвить ни слова; мне холодно, меня трясет от озноба.

– От тебя воняло как от падали, – Константин говорит это без тени упрека.

Пикассо смеется и подшучивает надо мной:

– Такое бывает, когда не привык развлекаться и заходишь слишком далеко. Ничего, скоро ты научишься.

У меня нет сил комментировать. Бранкузи, закончив с мытьем, накрывает меня простыней и одеялом, а Пабло протягивает мне чашку кофе; я начинаю пить мелкими глотками. Они наблюдают за мной и ждут, пока я не выпью всю чашку. Константин подходит ко мне и забирает пустую посуду.

– А теперь пойдем спать.

Он берет меня под руку и ведет до кровати. Я падаю, сжимаюсь под одеялом и тотчас же засыпаю.

Рассветный луч проникает в комнату и будит меня; я оглядываюсь по сторонам. Я один.

Мне хочется все вспомнить. Бесполезно.

Я пытаюсь пошевелиться, мне холодно. В течение всей ночи ступни оставались не покрытыми – и замерзли, теперь они ноют. Я массирую их, чтобы восстановить кровообращение.

Чуть отогрев ноги, поднимаюсь, иду к двери, завернувшись в простыню и одеяло, и выглядываю на террасу, выходящую во двор.

Передо мной предстает апокалиптическая картина. От горевших ночью костров поднимается густой дым, который все покрывает, словно туман. Многие уснули прямо на улице. Я припоминаю, что в центре двора стояли декорации; они загорелись и теперь полностью уничтожены. Музыкант играет на аккордеоне – он как будто не заметил, что вечеринка закончилась. Еще один – поодаль от первого – играет на трубе; он фальшивит, упорно пытаясь подобрать ноты и повторяя один и тот же фрагмент с постоянными поправками. Это невыносимо – его труба будто сверлит мне мозг; ужасная боль. К счастью, он постепенно затихает. Под одеялом двое занимаются любовью, совершенно безразличные к тому, что их окружает. Они двигаются медленно и настойчиво, без остановки. Неподалеку от них двое клоунов – в желтых париках, с красными носами, одетые в яркие костюмы и большие башмаки, – болтают, пьют и курят как ни в чем не бывало.