Принц Модильяни - Анджело Лонгони

– Не знаю… Обычно великодушие означает жертвенность, отказ от чего-то в пользу других. Я же ни от чего не отказываюсь. Мне нравится искусство и нравятся художники. Я внимателен к их творчеству – и, как следствие, к их нуждам.

– Внимание – это необычайная форма великодушия. Очень редкая. Обычно люди не ведут себя так; их не интересует то, что касается души. Ты, напротив, показываешь, что она у тебя есть.

Поль расплывается в улыбке.

– Это очень забавно. Я никогда не получал столько комплиментов.

– Странно. Все, кто здесь живут, должны бы их тебе делать.

– Почему?

– Потому что ты им позволяешь жить.

– Это моя работа, я врач. Знаешь, Амедео, нас – врачей и в целом ученых – воспринимают как волшебников, можно сказать – чудотворцев. Люди приходят к нам в надежде не страдать, точнее даже – не умереть. Однако мы не такие могущественные, мы не можем вылечить все, а делаем лишь то, что нам позволяет медленный прогресс в медицине. Вы, художники, наоборот, развиваетесь быстро, каждый из вас изобретает что-то, чего не было ранее. Вы выявляете то, что еще неосязаемо, нематериализовано. Наша задача – всего лишь успокаивать людей, а ваша – волновать и изумлять.

– То, что ты сказал, просто прекрасно. Несмотря на то, что я не полностью согласен с этим. Вы, врачи, считаетесь только с реальностью, и ваша задача сложнее. Мы – художники, писатели, музыканты – не в состоянии воспроизвести реальность, более того, мы ее очень боимся. Мы работаем с усилением реальности, с ее концентрацией.

– Концентрацией?

– Да, мы концентрируем пространство, время, факты, мысли, образы в единое целое, не важно – в картине, музыке, романе. Все перечисленное содержится внутри – но это не реальность. Это лишь сгущение истинного. Поэтому все желают быть насыщеннее реальности.

– Насыщеннее реальности… Я никогда об этом не думал. Я всегда ограничивался мыслью, что искусство должно быть красивее реальности, – но ты прав, оно должно быть насыщеннее. При этом – не обязательно красивым. То же относится и к медицине. Химическая формула – это форма концентрации реальности, она рождается только после исследований и обязательных провалов. Итоговый результат – это концентрация реальности, как и искусство. Знаешь, Амедео, нам нужно чаще разговаривать!

– С удовольствием!

– Что ж, у нас будет много поводов. А пока – начинай работать. Ты не должен бездельничать и витать в облаках.

Кто-то играет на фортепьяно. Я не понимаю, откуда льется эта музыка; ее слышно не близко, но и не далеко. Она как будто витает в воздухе, а не исходит из какого-то определенного места. Из окна своей студии я вижу работающих художников, но никто из них не играет. Я не знаю эту мелодию, я никогда ее не слышал; она медленная, монотонная, мягкая, волшебная…

На музыку накладывается звук молотка, постукивающего по резцу: во дворе работает скульптор. Он рослый, крупный, с короткими волосами и длинной бородой, обрамляющей его лицо и доходящей почти до груди. На нем рубашка, свитер и фартук из холщовой ткани. У него узкие миндалевидные глаза и серьезное, очень вовлеченное, сосредоточенное лицо. Кроме резца и молотка, он использует и другие инструменты, в том числе закругленный напильник.

Движения этого человека притягательны. Я не могу отвести взгляд от него и его работы. Меня привлекает и его крепкое тело, которое легко двигается вокруг того, что пока кажется лишь параллелепипедом. Я пытаюсь угадать, что представляет собой будущая скульптура, но с такого расстояния мне это не удается. Я решаю спуститься во двор, чтобы посмотреть поближе.

Я иду медленно, боясь побеспокоить его, и по мере приближения начинаю понимать замысел. Эта каменная глыба вскоре станет целующейся парой, заключенной в объятиях. Фигуры смотрят в глаза друг другу, почти смыкаясь губами. Не добавлено никаких деталей или украшений. Проступающая в глыбе скульптура имеет геометричные формы, в них нет мягкости человеческого тела. Похоже, что эти двое провели вместе ночь и, проснувшись, остаются в объятиях друг друга, слившись в единую неделимую сущность. В этой сущности, лишенной деталей, есть лишь мужчина, женщина, поцелуй, объятия, любовь и счастье. Простота этой скульптуры имеет вкус свободы.

Я восхищен и без колебаний подхожу ближе. Мужчина бросает на меня беглый взгляд и прикуривает. Я замечаю, что в углу рта, где он, по всей видимости, привычно держит сигарету, его борода обесцвечена табачным дымом.

– Что такое? Тебе не нравится?

– Очень красиво!

– Хех… ну ладно.

– Нет, это более чем красиво – это необыкновенно… Это любовь, заключенная в камне. Слияние тел, соприкосновение губ и глаз… Это волшебство.

– Ты надо мной шутишь?..

– Наоборот, я в изумлении, у меня нет слов.

– Тем не менее ты многое сказал.

– Я сказал слишком много? Извините меня…

Мужчина начинает затирать скульптуру наждачной бумагой, обернутой вокруг деревянного бруска. У него грубая манера и работать, и разговаривать.

– А ты вообще кто?

– Я новенький здесь, только что приехал.

– В смысле, ты тут теперь живешь?

– Да. И мне интересна скульптура.

– Ты хочешь что-то купить?

– Я бы хотел, но…

– Но? Так тебе интересна скульптура или нет?

– Да, но в том смысле, что я тоже хочу быть скульптором.

– Ты? Такой элегантный?

– Эту одежду я привез с собой из Италии, и в течение долгого времени не покупал ничего нового, хотя живу в Париже почти два года.

– Два года? Ты шутишь? Почему же я тебя не знаю?

– Меня никто не знает. Я только что вселился в «Дельту».

– Я знаю всех скульпторов в Париже. Даже самых неудачников. Чей ты друг?

– Поля Александра.

– Он хозяин этого дома.

– Да, хозяин – но полагаю, что еще и мой друг.

– Полагаешь?

– Не знаю… Разве Поль Александр не ваш друг тоже?

– Спроси у него… Но сделай одолжение: перестань обращаться ко мне на «вы», ты меня нервируешь. Я же не благородного происхождения. Разве я тебе кажусь благородным?

– Нет… то есть да… прости… я не хотел…

– Чего не хотел?

– Не знаю. Я совсем запутался. Можно я останусь посмотреть?

– Ты это уже делаешь какое-то время.

– Я тебе доставлю беспокойство?

– Только если будешь молчать.

– Значит, я должен говорить?

– Так было бы лучше.

Естественно, я прихожу в замешательство – и не могу выдавить ни слова, лишь восхищаясь скоростью и ловкостью его движений.