Неведомый - Анна Аскельд

вернусь из Шегеша. И прикажи, чтобы за ним следили. Пусть приготовит все, что нужно, для посвящения и наречения ребенка. И передай от меня лично – если с девочкой что-то случится, я сожгу его храм дотла.

Юноша побледнел, и шлем едва не свалился с курчавой головы. Придерживая его и кланяясь, гвардеец поспешно покинул комнату. Абнер вздохнул и встретился взглядом с Брунной.

– Что, ты и в самом деле способен на такое? Отец не одобрит.

«Срать я хотел на твоего отца».

– Это он еще не знает, что его дочь пыталась меня отравить. – «Правда, он не знает и о новорожденной внучке. Зачем ему теперь я? Дни мои сочтены, как ни крути. Теперь убийцы будут множиться, только успевай уворачиваться. У меня и темниц столько нет!»

– Если кто тебя и травил, то не я.

Брунна снова посмотрела на сверток в своих руках. Сейчас, отягченная материнством, она выглядела даже красивой. Могло ли все сложиться иначе, если бы она любила Абнера? Нет, наверное, нет. Брунна была рождена из соли, песка и огня, для меча и битв. Чудо, что им удалось породить на свет хотя бы одного ребенка.

Постукивая палкой, Абнер приблизился к кровати. Сердце его забилось быстрее от волнения, и ему внезапно стало страшно смотреть на собственное дитя. Вдруг девочка родилась некрасивой? Или слабой? Другого шанса оставить свое семя на земле у него не будет. Абнер наклонился и жестом попросил Брунну передать ему орущий комок. Он думал, что жена испугается – вдруг он, калека, уронит девочку? Но она смело протянула ребенка и откинулась на подушки. Бледное лицо ее покрывала испарина.

– Тебе нехорошо? – спросил Абнер и почувствовал себя глупо. Ну конечно, ей нехорошо. Она только что вытолкнула из чрева на свет нового человека. – Прости. Нелепый вопрос.

– Другого я от тебя и не ждала.

Рукой, обтянутой в черный шелк, Абнер отодвинул край пеленки и всмотрелся в крошечные детские черты. Страх, засасывающий душу, как гигантская воронка, отступил – дитя было прекрасным. Темные редкие волосинки липли к мокрому лбу, и девочка как будто бы узнала в нем своего отца. Абнер пошевелил пальцами, желая, чтобы она ухватилась за его руку, но девочка продолжала смешно перебирать ручками и не проявляла к его пальцам никакого интереса.

Абнер поднял голову и увидел то, на что никогда не надеялся. Брунна улыбалась – вероятно, впервые за всю их совместную жизнь.

– Луций, – стараясь говорить как можно спокойнее, Абнер повернулся к лекарю, – помогите мне подойти к окну.

Улыбка тут же сползла с узких губ Брунны.

– Что ты задумал? – Королева села на подушках, забыв про усталость. Луций, помедлив, подошел к Абнеру и повел его, как больного старика, к каменному широкому подоконнику.

Весна через месяц должна была смениться летом, и солнце припекало еще сильнее. Зацветали сады, и отсюда виднелись узкие коричневые полосы полей и зеленые – лугов. Абнер вздохнул поглубже и прикрыл глаза. Хоть раз в жизни, но боги должны были услышать его молитвы. Не Слепой тацианский пророк, а те, под чьими взглядами некогда родился он сам.

Праотец и Праматерь.

Абнер прошептал их имена и посмотрел на ребенка. Солнечный луч, играясь, скользнул по сморщенному лицу, но девочка даже не прикрыла глаза, словно яркий свет ее нисколько не тревожил. Луций издал какой-то сдавленный мышиный писк, и его руки, покрытые пятнами, затряслись.

– Брунна, наша дочь слепа.

И тут же Ройг заревел, загудел, словно потревоженное древнее чудовище. Не сразу Абнер понял, что это звонят колокола – четыре огромных железных зверя роптали, чем-то недовольные. Он едва не выронил дитя и прижал сверток покрепче к своей израненной груди. Будто хотел защитить от мира, в котором вынужден будет ее бросить.

– Что происходит? – Брунна выглядела жалко. Сорочка сползла с ее плеча, обнажив тощую грудь, и без украшений, без тяжелых дорогих одежд королева выглядела обычной уставшей женщиной. Абнеру захотелось плакать – вот оно, его наследие. Но он мотнул головой и повернулся на звук, идущий в распахнутые двери.

Гвардеец, которого он отправлял за ягратом, снова появился на пороге. Волосы топорщились над головой как разворошенное гнездо, а бледное лицо пошло безобразными красными пятнами.

– Ну, – поторопил его Абнер, – что произошло? Яграт упился в хлам, умер и теперь нам нужен новый служитель? Отчего переполох и колокольный звон?

Вместо ответа парень посмотрел на Брунну и даже не отвел взгляд, хотя перед ним, вцепившись в измочаленные одеяла, сидела полуголая королева. Сглотнув, он отступил назад и, решившись, выпалил:

– Император Небра умер.

Глава 13

Жертва и палач

ода капала с низкого потолка и действовала на нервы. Поначалу Рунд считала капли, пытаясь отвлечься и занять себя хоть чем-то. Но потом, когда время стерлось, а за ними так никто и не пришел, монотонный стук стал раздражать.

Еще больше Рунд бесил звук попадающих в стену камней. Он доносился из камеры напротив, где заперли Бёва. Пару раз она просила его остановиться, но Бёв сделал вид, что не услышал. Казалось, будто он вообще не спит. Когда Рунд, обессилев, приваливалась к холодной стене и задремывала, игра Бёва прорывалась даже в скудные блеклые сны.

«Что за паскудник».

Ко всем проблемам у Рунд началась страдалица. Скрутившись от боли на гнилой соломе, Рунд жалела о том, что в брюхе ее нет дитя. Хотя и считала, что приводить его в этот мир – жестоко и несправедливо. Вот бы и ее никто не рожал – и тогда не пришлось бы горевать.

Камера, в которую поместили Рунд, оказалась маленькой, темной и сырой. Но такими, наверное, были и другие. Голову Рунд перевязали и даже позволили помыться. Женщины, низкорослые, с темными волосами и янтарными глазами, притащили прямо сюда бадью и ведра с горячей водой. Та отдавала тухлятиной, но выбирать Рунд не приходилось. После ей выдали длинную сорочку, мужские порты и штаны, которые пришлось подвязать веревкой. И даже сапоги – правда, ее собственные, дырявые и с надорванными подметками.

Все это принес Горик и, наклонившись, положил перед Рунд. Из-за пара, поднимающегося над водой, Рунд смутно видела крестьянина, и он походил на призрака – грузного и неповоротливого.

– Ты это… Спасибо за Мушку. Он хотел прийти сам, но не пустили. Ты вот… Я сказал Дамадару, что ты видишь всякое. Жди,