Неведомый - Анна Аскельд

class="p1">– Мерзость – это ты, – прошипела Рунд и вцепилась зубами во вражеский нос.

Вельга заверещала и попыталась оттолкнуть Рунд, но та держала крепко. Что-то хрустнуло – коротко и противно. Кровь, теплая и соленая, растеклась во рту, и, когда Рунд разжала зубы, Вельга уже лишилась куска носа. Лицо ее обагрилось, и она нелепо зажала ладонями рану. Рунд, собравшись с силами, спихнула Вельгу с себя, и та торопливо попятилась. Теперь Вельга выглядела жалкой безоружной плаксой. Ее глад так и остался лежать в грязи, омываемый дождем.

Рунд выплюнула чужую плоть и, поднявшись на ноги, двинулась за Вельгой. Ее шатало, и ноги казались чужими, набитыми старым тряпьем. Непослушными.

– Стой!

Гатру, прихрамывая, торопился к ней. Кончик меча волочился по грязи, и черная сталь тускло блестела в сумрачном дневном свете. Рунд послушно остановилась и, как только холодная рукоятка коснулась пальцев, выпустила ненужный глад. Ладонь Гатру, сухая и теплая, легла на ее плечо. Рунд даже померещилась улыбка на лице наставника, но ручаться за это она бы не стала.

– Я же ее не победила, – прошептала она, но Гатру покачал головой.

– Ты ее обезоружила. Это главное и единственное правило поединка. Остальное не имеет значения.

– Она меня просто ненавидит. С первого дня.

– Ненависть хороша только для тех, кто умеет ею правильно распоряжаться.

Вельга ждала ее на другом конце круга. Сбежать не решалась, да и не могла. Подростки, еще несколько минут назад бывшие товарищами, теперь нипочем бы ее не пропустили. Но Рунд было все равно. Дело есть дело, долг есть долг. Только бредя по лужам, Рунд поняла, что на самом деле она должна убить не Вельгу.

Она должна убить в себе себя – человека.

Девочка, пожелавшая стать ее врагом, встала на колени. На месте носа торчал безобразный кусок мяса, но если Рунд и сожалела о содеянном, то недолго. Меч действительно оказался тяжелым и холодным, как кусок льда. Кровь стучала в висках, шумела, и Рунд хотелось, чтобы все поскорее закончилось, – никак не получалось осознать, что она выиграла эту битву.

Но выиграла ли?

В глазах Вельги не было ничего, кроме ужаса, когда меч, с трудом поднятый Рунд, коснулся оголенной шеи. Змеиное жало, не знающее пощады. Жизнь Вельги перешла в ее руки, и она могла распоряжаться ею. Какая сладость, какая власть! Рунд замерла, упиваясь новыми ощущениями. Тит говорил, что она должна жить по совести. Быть добрее, чем от нее ожидает мир. Справедливее и милосерднее. Прощать врагов, не тянуть на себе груз из чужих смертей.

Вот только сам он себя не слушал. Так почему же его должна была слушать Рунд?

Кровь потекла сначала медленно, потом все быстрее, быстрее. Вельга захрипела и вцепилась пальцами в грязь, как будто просила землю удержать в теле уходящий дух. И тогда Рунд, решившись, одним махом отсекла ей голову. Меч оказался острым, как бритва. Покачнувшись, тело Вельги упало к ее ногам, как подношение для богини.

На мгновение Рунд ощутила себя ею – богиней смерти, и это чувство теплом растеклось по жилам. Нет, Дацин ошибалась. Дарить жизнь было куда менее сладко, чем отнимать.

Первым к ней приблизился не Гатру, это была девочка, чью лысую голову покрывали татуировки. Тацианка, по своей воле пришедшая в крепость. «Кация», – вспомнила ее имя Рунд.

– Бог наделил тебя метками, – сказала Кация, прикоснувшись к шрамам на лице Рунд. – И силой духа. Когда мы закончим обучение, ты поведешь меня за собой.

– И меня, – подхватил долговязый мальчик, Шим из Калахата. Прежде он издевался над Рунд вместе с другими, а теперь смотрел так, словно видел перед собой некое божество.

– Я тоже пойду с тобой. – Бёв подошел последним, но это не имело значения – в тот момент Рунд ощутила себя по-настоящему счастливой. Ее признали! Она стала частью стаи!

И гордость в глазах Бёва стала для Рунд лучшей наградой.

✦✦✦✦

– Какие трогательные у тебя сны.

Рунд вскочила, и рука ее привычно потянулась к поясу, чтобы достать нож. Но пальцы нащупали пустоту.

Перед ней на полу, окружив себя зажженными свечами и скрестив босые ноги, сидела женщина. Старая, со сморщенным лицом, покрытым витиеватыми узорами, она не сводила янтарных глаз с Рунд. Свечные блики танцевали по впалым щекам, узловатым пальцам, в которых старуха сжимала ступку и пестик. Такие же были и у Дацин – и Рунд сама растирала в них целебные травы. Заметив, что Рунд смотрит на нее в ответ, старуха улыбнулась, показав вычерненные зубы.

– Что вы здесь делаете? Кто вы?

– Это я должна у тебя спросить, детка. Ты здесь гостья, не я. – Подумав с минуту, незнакомка продолжила: – Человеческое племя зовет таких, как я, ведьмами. Ты тоже можешь меня так называть.

Рунд медленно опустилась на соломенную подстилку и натянула на плечи одеяло.

– Черога. Ну конечно. Что, будете накачивать дурманящей настойкой и выпытывать нужные сведения? А Бёва, стало быть, отведут к настоящему палачу? Мило.

Черога еще некоторое время смотрела на Рунд, после пожала плечами, закутанными в черную хламиду, и вернулась к своему занятию. Пахло хвойным маслом, можжевельником и рябиной. Рунд настороженно следила за каждым движением старухи, но та и не думала на нее нападать.

– Мне сказали, что у тебя остались раны после Мадрих. Их надо обработать и заговорить. Видишь ли, детка, – голос чероги звучал высоко и мог принадлежать молодой женщине, – Мадрих давно не пила человеческой крови. И сошла с ума от радости, когда увидела вас. Для таких древних существ, как мать, нет значения, свой ты или чужак. Повезло, что я подоспела вовремя. Кажется, она собиралась иссушить тебя до капли.

– Откуда мне знать, что вы готовите не отраву?

Ведьма вскинула на нее глаза, и Рунд почудился огонь, горящий в глубине зрачков.

– А не все ли равно? Мне кажется, тебе нечего терять, и нет того, ради кого хотелось бы отсрочить смерть. Так зачем попусту волноваться, от моих рук ты умрешь или от других? Смерть есть смерть. И это не конец.

«Мы умираем, чтобы родиться вновь».

– Тебя учили, наверное, совсем другому. – Старуха засунула руку в карман и, выудив оттуда сушеную веточку алой изабеллы, бросила ее в ступку к другим травам. – И ты легко поверила. Понимаю, детка. Слепой бог умеет подольститься. Славный был мальчишка при жизни – поначалу. Только жадный – это его и сгубило. И пророк из него получился неважный, скажу я тебе по секрету.

Рунд подумала, что ослышалась, но нет – карга продолжала бормотать про тацианского бога так, словно они вместе