Святослав Загорский. Закон Севера - Татьяна Линг

Твердислав замолчал.

– Земля ему пухом! – поднял чарку Загорский, сильно сомневаясь в последних словах воеводы. Хорошее домашнее вино, отметил про себя князь. От долгого перехода он утомился, и хмель ударил в голову и ноги, разливая приятное тепло по телу.

Чермный так же молча выпил чарку.

– Не переживай воевода, – вдруг улыбнулся Святослав. – Не затем я приехал, чтобы тебя в смерти батюшки винить, все под богом ходим. И не для того, чтобы учить, как тебе воеводить на месте, чай, тут ты меня сможешь многому научить. Но есть мне тебе важное поручение, что сослужишь ты ещё не только своему хозяину, но и самому светлому князю.

– Дай бог, князюшка! Не жалея живота! – Воевода вздохнул с облегчением. Но как чувствовало нутро, рано обрадовался тому, что Святослав не разбирался в смерти старого князя да убийствах, молвой разошедшихся по краю.

И понял это значительно позже, оставшись с князем да его смурным мужиком Трофимом. Святослав поведал, что на тракте светлый князь задумал крепость ставить. Не обносить высоким частоколом, как строились обычно города, что широко разрастались, а возводить стены высотой боле восемьсот саженей! С вышками да бойницами для отстрела. Готовилась ли к войне матушка-земля, про то князь не сказал, но убедил, что воеводе нечего переживать.

– Казну составим со счетоводом, князь, да передадим вам для выдела на строительство! – хмыкнул Твердислав, рассматривая рисунки архитектурные, что привёз с собой князь, прикидывая, сколько туда добавить своего интереса. Воевода возрадовался: так не только на безбедную старость хватит, да ещё и внукам останется. Потому что такую крепость задумал князь, что ранее Чермный только на картинках и видал. Но просчитался.

– Воевода, надобно использовать казну не только моего батюшки, но и большого тракта, что с сегодняшнего дня будет величаться Пересеченск, так как в этом месте Язва из двух истоков объединяется и несёт свои воды в край туземный… – Князь продолжал что-то говорить, а воевода так и замер, поражённый изъяснением Святослава.

– Прости, князь, – прокашлялся Твердислав, прерывая речь хозяина. – Но денег таких тракт не держит, хоть и величается Большим. Так больше это огромный рынок с купеческими домами да крестьянскими наделами. Люд здесь простой, налоги малые.

Святослав оглядел воеводскую горницу.

– А здесь ли умер мой батюшка? – неожиданно вернулся к старой теме князь.

Воевода не ответил, только низко склонился.

– Верно. – Посему было видно, что князь явно намекает воеводе, что знает что-то большее и готов вроде на мировую со стариком, но границы желает поставить жёсткие. – Свои покои предоставил. Все, что сам имел!

– Вот и хорошо. Того, что имеешь, хватит! А коли кончится, то я добавлю. – Загорский темнил про участие светлого князя в строительстве крепости и давал понять, что выбора у воеводы не так много, придётся крутиться или отвечать за смерть старого князя, за невесть откуда взявшегося душегуба.

Твердислав в бессилии сжал и разжал кулаки. Закрыл глаза и, проморгавшись, осторожно ответил:

– Сделаю, князь, все чин по чину, предоставлю счётные ведомости и казну, что хранятся в тракте, а там уже ты сам примешь решение, сколько добавить, а сколько на нужды народу оставить. Зимы здесь лютые, и надобно ещё закупить у северян мороженого мяса да солений на всякий случай.

– За продовольствие не переживай, воевода, привёз я тебе для зимовки товаров да еды. Не дам своему люду голодать. Всем хватит! Обоза жди через два дня, так как вырвался я вперёд. Подготовь холодные склады да открой зерновые, чтобы посмотрел я, достаточно ли муки на хлеба заготовил. Не трогай северян! Без нужды они нам пока. Сами охоту да добычу вести будем. Мои вояки работы не боятся, да и холопов я за собой привёл. – Князь поднялся, на этом, попрощавшись с воеводой, и шатающейся походкой пошёл в выделенные для гостя покои.

Ивашка, гордый, что сопровождает самого Загорского в опочивальню, без устали болтал, как рад повидать молодого князя, что впервые узрел такую красивую кольчугу. Сказывал, как сурьезно готовились к приезду светлого гостя. Князь между делом поинтересовался, что поручили самому Ивашке, а кому вверили самое ответственное.

– Ну-у, – протянул парнишка, утерев текущий от простуды нос, – все важные задания всегда у Никиты Головомоя! Но и я, я тоже важный! Вот, письмена сам таскаю!

Князь поблагодарил, кинул серебряную монетку на сладости и зашёл в покои. Знатные хоромы выделил князю воевода. Широкие окна, большая кровать, стол, да свечи горели. Свежее белье. Соленья, мясо вяленое да вино стояли на белоснежной скатерти.

Трофим часть свечей тут же загасил, чтобы снаружи не позволить любопытным рассмотреть князя.

– Поразузнай про этого Никиту, Трофим! – тихо шепнул Святослав.

Княжий муж опосля вышел на улицу совершить обычный обход, проверить расположение отряда да как с конями стременные воеводы управились.

– Марфа, уходи, мне с дочерью поговорить надобно! – Воевода бесцеремонно вторгся на женскую половину дома.

Женщины вышивали до поздней ночи, и Чермный отметил, как зарделась дочь: явно обсуждали князя да мужиков, что приехали с ним заодно. Одно слово, бабы, чего с них взять! Жена послушно поклонилась и вышла, оставляя отца наедине с Софьей.

– Пойдёшь сегодня к князю! – без предисловий объявил Твердислав и старательно уводил взгляд от единственной кровинки.

– Но батюшка! – Та схватилась за сердце и склонилась над столом, такое постыдство предлагал собственный отец.

– Полно, полно, – погладил он по волосам расплакавшуюся дочь. – Ежели князь будет доволен, то, возможно, батюшка твой не только сохранит свою голову, но и состояние и почёт. Так что постарайся, доченька. Порадуй князя.

На выходе из палаты Марфа схватила его за руку. Впилась ногтями так, что воевода скривился от боли. Жена мстительно смотрела в глаза супругу. Значит, стояла подле двери, подслушивала. Твердислав кое-как сдержался, чтобы не отпустить кулак на лицо гордой красавицы.

– Пусти! – прорычал Чермный. Как у жены получилось остаться непокорённой, воевода не знал, но ломал её он знатно. В военном походе отвоевав девку, предварительно вырезав всю семью, Твердислав не мог надышаться этой воинственной бабой с невероятными глазами.

А после родов охладел и боле с ней не ложился, отпустило.

Жена к мужу не просилась, так они и держали нейтралитет, но вот опять стычка! Первая за восемнадцать лет с рождения дочери.

– Пусти, – прошипел воевода, и ярость начала расти в его груди. Он поднял свободную руку и, раскрыв клешней, положил на белое лицо жены, отодвигая женщину дальше от себя, как чумную собаку.

Марфа опомнилась, выпустила рукав и поторопилась к дочери в светлицу, откуда доносился тихий плач. А разъярённый зверь, вселившийся от пережитого в Чермного, требовал разрядки.