Святослав Загорский. Закон Севера - Татьяна Линг

Волосы на затылке встали дыбом, и конь его, груженный с боков, заржал, видимо, разделяя чувства правой руки воеводы. Никита прислушался, смотрел в одну сторону, догадываясь нутром, откуда исходит угроза. Потом повёл глазами по округе и почувствовал передвижение стороннего наблюдателя. Хрустнула недалеко ветка, как раз позади того места, откуда он шёл. Никита с обнажённым мечом чуть присел, готовый в любую секунду наброситься на случайного хищника. Но минуту-другую стоял. Тишина все давила и давила. А потом страх сняло, будто обошла Головомоя стороной великая погибель, и легче стало дышаться.

Первой приметой опустил голову конь, пытаясь в замёрзшей земле отыскать живую травинку и пожевать. Гукнула сова, как знак, возвращая обычное движение леса. Никита, не решаясь далее испытывать судьбу, поторопился и к утру вышел к северному поселению.

Речка Язва шумно журчала, перекатывая камни, перетирая друг о друга, превращая их в красивые по форме кругляши. С противоположного берега доносились крики людей, занятых приготовлениями ко дню, лаяли собаки. В тумане, таком же холодном, как и сама река, сложно было рассмотреть дома северян.

Сколько домов у племени в деревне, Никите знать не позволили, запуская только к дому головы да гостиному двору, что стоял возле края берега речки, которая разделяла его и северян. Он дождался, пока к нему выйдет плоская лодка.

Мужик перевязал глаза коню, чтобы тот не взбрыкнул да не прыгнул в воду, и перевёл гружёного вороного на плот. Хмурый северянин в волчьих мехах поприветствовал его, и они тронулись в деревню.

А на той стороне его уже встречал голова, именуемый Ярёмой Злым, его старшим сыном Бурым да названной дочерью Осинкой. Никита уважал гордое племя, что особняком держалось от основного населения и хранило свой древний уклад. Охотники и рыболовы знатно выделывали кожу, меха и были отменными лесными воинами да следопытами.

Женщин у них держали за равных, а детей воспитывали общиной, не деля на своих и чужих, поэтому была ли Осинка родной дочерью Ярёмы или приёмной, того Никита не знал, но был тайно влюблён в кареглазую красавицу. Та взаимностью не отвечала, а по их закону нельзя склонять женщину насильно к браку, иначе Никита давно бы украл её.

Головомой хотел переманить Осинку к себе на большой тракт, рассказывал о просторных светлых избах, красивых нарядных платьях, да та только смеялась, отвечая, как можно на тряпку да камни цветные променять свободу. Так и остался Никита ни с чем, залечивая сердечную рану случайными связями с местными девками посговорчивее.

Обнявшись, голова пригласил Никиту в землянку без окон, если не считать дырку сверху, куда уходил дым от огня, что разводили прямо в середине одной комнаты. Там, расположившись на полу, Никита без предисловий передал два мешка серебра, которые не считая северяне скинули в углу, как мусор. Особого волнений о цацках не испытывал этот народ, но вот с удовольствием расплачивались с местными за муку да закупали кузнецкие изделия, ножи, топоры да наконечники для стрел. Никита, памятуя наказ хозяина, рассказал Ярёме про князя Святослава, что задумал на реке строить крепость.

Голова, пока мужик вёл беседу, раскурил костяную трубку, в которую они вкладывали травы, что знали только северяне, одурманивая себя, и передал её гостю.

– Так ты хочешь, чтобы я назвал цену к той, что князь озвучит, и ту часть передал воеводе? – уточнил голова, понимая, к чему вёл Никита.

– Воевода надеется, что в честь долгой дружбы…

– Ничего не говори про дружбу, воевода через реку пропускает торговлю нашими женщинами! А вид делает, что не имеет с работорговцами дел общих! – Тут Никите крыть было нечем, и он замолчал, предпочитая затянуться из трубки местным зельем. Медовуху али пиво северяне не пили, но вот как продирала трава самого Головомоя, так лучше бы они пили. Хмель не вызывал таких странных видений, которые он испытывал каждый раз, раскуривая трубку с головой.

Через несколько минут, а может, и часов, кто же разберёт, сколь прошло, Ярема ответил согласием.

– Спросить ещё хотел, – добавил Никита, разглядывая Осинку, что сидела в мужских портках, нагло раздвинув ноги, да окидывала Головомоя хитрым взглядом. – Не было чего этой ночью?

Бурый схватился за такой же короткий меч, как у Никиты. И только то, что Осинка да Злой свисли у него на руках, спасло Головомоя от гибели.

– Ты…. Шо… Знаешь?.. – Бурый тяжело изъяснялся на общем языке, оттого понять его было сложно. Слово взяла Осинка, перебив мужика.

– Ночью прирезали у нас двоих дозорных, одной из них была возлюбленная Бурого!

– Опять чужеземцы? – предположил Никита. Язык заплетался, а у девушки неожиданно ожили и поползли волосы вверх, он поморгал, понимая, что такого случаться не может взаправду.

Осинка покачала головой, чужеземцы ходили до них только с одним: красть женщин. И если наплывали, то вырезали полдеревни разом, уводя в полон тех, кто не успел спрятаться в лесу.

– Чужеземцы тут ни причём, они металлом режут. А тут… раны на шее рваные, как от зверя, и что хуже всего – крови в телах убитых нет совсем, словно те испиты досуха.

Живот Никиты перевернулся, значит, отвёл его бог от великой беды. Он рассказал голове о том, что испытал ночью, да и не стал утаивать про убийства, что давно случаются в его краю.

– Так ты же говоришь, что убийцу поймали?

– Я так тоже думал, что поймали, только получается, что их двое? – Никита с трудом собирал мысли, для него привычнее выполнять приказы, но долгое общение с воеводой научило думать да размышлять наперёд. Поэтому он взял время на обдумывание, что же тут произошло.

– Скорее всего, что взяли вы снова не того! – поддела Осинка, гладя Бурого по голове. У здоровяка в глазах стояли слезы, и по поведению можно было заметить, что он наяву благодаря траве видит живую возлюбленную перед собою. Разговаривает с ней. В общем, жутко это все было для Головомоя. Они ещё какое-то время сидели рядом с Бурым, чтобы тот пришёл в себя, и только потом Никиту повели в гостевой дом, где уже постелили постель, да предложили еду. Голова остался со своими детьми один.

– Осинка, – подытожил Ярема. – Ты пойдёшь искать мести.

Бурый вскочил, в полубреду выкрикивая:

– Я пойду! Пойду!

– Нет, – отрезал голова. – Ты направишься в горы. К деду за помощью. Время забыть разногласия между северными народами. Скажи ему готовиться к войне! Не просто так появился здесь князь, намечается что-то!

Бурый пригорюнился, пряча скупые мужские слезы в кулаки.

Никиту, наконец, отпустило, и голова перестала дурно кружиться. Отведав мяса, он расположился спать и почти заснул, когда почувствовал, как к щеке прикоснулась холодная рука. Открыл глаза и обрадовался, увидев, что к нему пришла Осинка. Только северяне могли так передвигаться в лесу, что их не замечали даже звери, а дивчина эта была лучшей из лучших следопытов.

– Ты возьмёшь меня с собой, – проговорила она, скидывая портки да меховой зипун. Рассматривая тоненькую женщину, представшую во всей красе, мужик подивился, как точно описывает гибкий стан имя северянки. Не помня себя от радости, Никита кивнул, в ту минуту согласившись бы продать даже черту душу. – Говорить с князем буду. – Головомой тряхнул головой, останавливая возбуждение, когда к нему пробился смысл условий.